ЛОРА. часть 2

В том же, убогом городишке,
Где губернатор мог в картишки,
Где, говорят, его убили
И, чин по чину, схоронили.
Всё врут. Он умер сам собой –
Замерз, по - пьянке, под сосной.
Об этом много говорили,
Даже кого-то осудили.
И тот, не выдержав позора,
Или простого оговора,
Повесился в СИЗО. Но скоро,
По весям все заговорили,
Не скроешь правду и в могиле,
И егеря все подтвердили,
И приговор тот отменили.
Ну, что ж – у правды труден путь.
И удивишь кого – ни будь
На вряд ли, этим всем сюжетом,
Но говорим мы не об этом.

С тех пор прошло не много дней.
Лишь пресса, малость, поутихла
И губернатору покой
Отпели в день сороковой,
Как снова в городе не чисто,
Хоть и вода в реке лучиста,
Но пахнет серою порой.
Той самой серой – роковой.
Сан – эпидем расшевелили
На производство натравили.
Те, прошерстили все заводы,
Но взяли взятку…
И запах серы объяснили
Простыми запахами гнили.
Мол, вокруг города болота,
А это уж не их забота.
Всем запах серы стал привычен
И лишь приезжим не обычен.
Вскоре и пресса замолчала.
Ну, что ж, а я начну с начала.

В том тихом городе жила
Одна прекрасная вдова.
Лишь только мужа схоронила,
Как будто к сатане сходила.
И все мужчины на порог,
Узнали про ее порок.
Порок – порогу, рознь большая,
Но жизнь, по - своему, шальная.
Сам мер пропел ей дифирамбы,
А сам ушел из света рампы.
Вдова по мужу не тужила,
Но и с мозгами не дружила.
Как ночь, по новой, переспит,
Так за день всем уж раззвонит.
Один ей толст, другой там рыжий,
У мера, просто не стоит.
У генерала – торс, плечистый.
А так… О чем бы говорить.
Обидеть мужика не просто.
Обидеть можно не нарочно.
Сколько баб русских не грузили,
Те сор из изб не выносили.

К ним в город прибыл не случайно,
В вагоне, из чужой мечты.
Чиновник – власть необычайна,
Его встречали все чины.
Были и студия, и пресса,
Но интервью он не давал.
И, хлопнув дверцей мерседесса,
Им только ручкой помахал.
Он был высок, красив и строен.
Ходил весь в чёрном, аккуратно
И разговоры вел приватно.
Наша прекрасная вдова
Была им просто пленена.
И для себя уже решила,
Что это для неё мужчина.
Она и тактику сменила,
Другим всем дверь свою прикрыла.
Теперь жила одной мечтой,
Как завладеть его душой?

Она свой имидж изменила.
По мужу траур возродила.
В театре грустная была.
Ну, в общем, странные дела.
Элита в городе сказала:
« Иль мужиков ей наших мало…
Иль, вообще, сошла с ума…
Бывает это иногда».
Затем, совсем его забыла,
Как вместе с мужем схоронила.
И, постепенно, заросла
О ней порочная молва.
Вдове и траур был к лицу,
На людях пустит и слезу.
И роль ей очень удавалась,
Хотя она и не старалась.
Чтобы попасть ей в департамент,
Был нужен крепкий ей фундамент.
А это – либо депутатство,
Либо благое меценатство.

Но к депутатству путь далек,
А меценатство – дай намек.
И на экране засветишься,
И в стаю сытную внедришься.
А там…Трава б не вырастала.
Ей до детишек дела мало.
Сама росла с одной лишь бабкой,
Но муж попался с толстой папкой.
А с ним!!! Дела пошли уж в гору.
Разочек в год устроит ссору,
Так, что уверена была,
Что жизнь устроила сама.
И, если б он не рано помер,
И не оставил сиротой,
Она б не выкинула номер,
Была б примерною женой.
Так свою совесть успокоив,
И оправдав свои грехи,
Вдова решила, кто достоин
По жизни рядом с ней идти.

Но…Жизнь, утратив постоянство,
За нас решает, что и как.
Как муж, ударившийся в пьянство,
И выпив рюмку натощак,
Спешит наполнить уж другую
И наполняет роковую.
Не зная, что последний раз
Он пьёт. Всё пробил его час.
Так и вдова, сама не зная,
Терзалась мыслями, решая,
Как лучше быть и как узнать,
И что б себя не запятнать.
Ходила уж на привороты –
И мучилась два дня от рвоты.
Но ничего не получалось.
Все, что задумала, срывалось.
Сходила уж и к чёрным магам.
Но ничего. Ругалась матом.
А раз, напившись коньяка,
На помощь чёрта позвала.

Бутылка на пол – уж пустая,
На столике уже другая.
И сигаретный дым клубится.
Не может все ни как забыться.
Ни сон, ни хмель уж не берет
Вдруг…Кто по комнатам идет?
Шаги… Свет меркнет. Все дымится.
Хоть страшно, но она храбрится.
Дверь скрипнула. Шаги все ближе.
Дым с потолка – все ниже, ниже.
Заходит. Силуэт размыт.
Садится в кресло и молчит.
И холод, будто отовсюду.
Вдова дрожит, кричит: »Не буду…»
Но поздно. Силуэт мерцает.
Коньяк ей в рюмку подливает.
Она затихла. «Он все знает…»
Читает мысли и кивает.
Смех, где-то, эхом замирает.
И говорить он начинает.

«Сама звала – теперь кричишь.
Спрошу – тогда заговоришь.
Я про тебя давно все знаю.
Твои же тайны прикрываю.
Все помыслы твои известны.
И врать не надо. Бесполезно.
Твои пороки, это пьянство.
На людях – все сплошное чванство.
Твоя погублена душа.
Хотя ты внешне хороша.
Осталось лишь совсем немного
И мы подпишем наш союз.
Пусть это прозвучит убого,
Чего ни сколько не боюсь,
Нет для тебя другого Бога,
Чем тот, кто в черном. Я напьюсь
На вашей свадьбе, как сапожник.
Ведь ты же знаешь – я безбожник.

Мертвецки бледною рукой,
Фалу, чуть придержав, другой,
Он вынимает из кармана
Флакон мерцающий. Шамана
Достоин тот флакон. Обмана
Не мажет быть. Далекий хохот,
Как камнепада, где - то грохот.
Возник в горах и сразу стих.
Он продолжает: «Видишь это?
Сосуд с страдающей душой.
Кричи – в ответ лишь только эхо
Возникнет темно – липкой тьмой.
Спроси меня: « Внутри сосуда
Что держишь ты, мой гость ночной?»
Отвечу я – внутри сосуда,
Поверишь ли, моя подруга,
Что здесь душа – душа супруга».

И наша дама суетится.
И хочет верить, и боится.
« Что? – вопрошает – хочешь ты?»
« В обмен на все – твоей души
Мне не хватает здесь во флаконе.
Завтра, в антракте, на балконе.
В театре вашем все решится.
Меня не надо так страшиться.
Дай руку, друг мой…Ты согласна?
И ваши души без огласки,
Нарушив заповедь грехов,
Как томик искренних стихов,
Переплетутся не опасно.
Скажи лишь « Да. « «Да - я согласна…
И над собою уж не властна ».
« Я знаю это…» - блеск металла
И кровь по лезвию кинжала
Уже на чистый лист бежала.
И руку женскую прижала
К листу холодная рука.

Вокруг все вдруг переменилось.
Уперлось. Внутрь. Зашевелилось.
Она одежды все сорвала
И долго, истово, кричала.
Затем затихла, лишь стонала.
И постепенно затихала.
В экстазе, даже, не узрела
Вышла её душа из тела.
А он, флакончик приоткрыв
И внутрь душу запустив,
Вздохнул и посмотрел надменно.
« Наверно, надо непременно…»
Подумав про себя, решил.
Ретироваться поспешил.
И он ушел. А наша дама,
Бездушная, как эпиграмма,
Как труп на сцене, безразлично,
Лежала очень неприлично.

И по утру, себе призналась,
« Ведь я же черту отдавалась»
Но ночь прошла. И все осталось
Там, позади. И рисовалось
Уже всё в розовых тонах.
« И даже может – мысль прокралась –
Мерещилось мне все во снах.
И, что я с чертом целовалась,
И, что погрязла вся в грехах.
Душа моя со мной осталась?
Или запутавшись в сетях,
Пока развратом занималась
Ушла в флакон, что был в руках?
Но нет. Не чувствую различья.
Синдром похмельный, но в ушах
Звучит все голос тот надменно
« Наверно надо непременно…»
И звук шагов, и звон бокалов,
И так далекий вой шакалов
Вдруг зазвучал. Здесь. Рядом. В залах.

Под кофе рюмка коньяка.
Так, не заметненько, прошла.
И сигаретка, и другая
И наша дама уж живая.
« Все. Решено. Иду в театр.
Ведь я же вам не гладиатор,
Что бы с мечом в руках стоять
И свою душу защищать.
И есть она ль? Ни кто не знает.
Наука что – то изучает.
И, лишь, пока, предполагает…
И черт здесь голову сломает.» -
Но, вспомнив ночь, вдруг замирает.
И видит, шрамик небольшой.
Уже заживший и родной.
И кровь по лезвию кинжала
В ее глазах опять бежала,
И клятву, данную во тьме
Она скрепила на листе.

«Душа во флакончике богатом.
Сам черт на свадьбе будет сватом.
Если не врет. Но все решится
Сегодня вечером. Жениться
Тяжелый шаг. Мне пригодится
Годами затаенный шарм.
Одеться надо в стиле вамп.
Прическу сделаю такую,
Что весь партер заинтригую.
Бельем сверкну один разочек,
Откину шарф…
И декольте как раз такое…
Но хватит! Все и так шальное».

В театре, как всегда бывает,
Вся публика друг – друга знает.
Тем более на день премьеры.
И здесь нам не нужны примеры.
Все уж расселись. Зал вздыхает.
От дам, вокруг, благоухает.
Директор лишь в фойе порхает,
Начальников больших встречает
И в свою ложу провожает.
Красив, лет тридцать – тридцать пять.
Блондин. Но знают все опять –
Раньше был тихий алкоголик,
Теперь пассивный Паша – гомик.
Но все, хоть знали, но прощали.
И не было большой печали.
Всегда, кто был здесь на гастролях,
Директор – Паша посещал.
И вновь театр тот приезжал.
Знать Паша свое дело знал.

Но, ладно, отвлеклись немного.
Уж гаснет свет, в фойе убого.
Под звуки томной увертюры
Солист за шторами фигуры,
Последний раз, как – будто мало
Он репетировал начало.
Всё. Он рванул – и в зале стихло.
И мышь под сценою притихла,
Хотя она отлично знала,
Что будет дальше, но молчала.
И кот, в театре, что живет,
За тем столбом её уж ждет.
Они знакомы уж три года.
От пыли у него икота.
Мышка все знала – пуанты,
Не со сметаною манты.
Но, жизнь у каждого своя.
Там на верху – одна возня.
Здесь изначальное начало.
Вот прыгнул кот – она сбежала.

Вновь отвлеклись. Директор Паша
Ушел в буфет, а дама наша
В театр явиться не спешит
И рядом в скверике сидит.
Что ждет она? Сама не знает,
Как – будто кто ей управляет.
Сидит и в пальцах сигарета.
В другой руке уж пол билета.
И тот уж вырван ветерком,
И ветерком же унесён.
Вся, в чёрном, строга и красива,
Нога на ножку. Здесь учтиво
Подходит к ней тот господин.
Он тоже в черном и один.
Присел на краешек скамьи.
Он говорил – она молчала.
Из глаз невольно, вдруг, сбежала
Слеза. А он все говорил
И расставаться не спешил.

Он говорил, как ему трудно.
Вокруг льстецы, но все равно.
Он был один и беспробудно,
Ночами ветер бил в окно.
И ничего не получалось.
Хотел все бросить - и в Москву.
Остался только потому,
Что раз привиделось ему
Виденье – сон иль наяву.
Раз, как – то ночью, он не спал.
Читал, курил, что – то писал.
И, вроде, на бумаге верно,
А на душе все также скверно.
Встал. Выпил рюмку коньяка
И, что бы уж наверняка
Уснуть, еще одну и третью.
Вдруг кто - то обратился с речью.
Голос был, как издалека,
Как, где - ни будь, шумит река,
Но все слова он слышал явно.

Вошел. Вокруг струится свет.






И стало в комнате прохладно.
Звучал далекий менуэт
И звуки старого валторна
Все подавляли. И повторно,
С улыбкой – видно, что притворно,
Он говорил не умолкая.
И, будто бы добра желая,
И осторожность притупляя,
Коньяк, по рюмкам разливая
Все рассуждал…
«К примеру… Рюмка коньяка.
Я знаю, что наверняка,
Напиток, вышедший из ада,
Не повредит. Моя отрада,
Здесь в вашем мире не простом.
Но, если пить, всегда с умом».
И выпил рюмку наслаждаясь.
«А я сидел, в душе терзаясь.
И знал – все это не случайно.
Но гость сидел. Почти отчаянно,
Я посмотрел ему в глаза.
Но нет их – только пелена».

Наша прекрасная вдова
Уже давно все поняла.
Сидела, слушала, молчала
И ночь кошмара вспоминала.
И было ей опять не в мочь,
Но не кому было помочь.
«Сказать ему, что он бездушен.
Быть может, будет равнодушен.
Иль промолчать? Ведь он мне нужен.
Скажу, когда уж станет мужем».
Так думала она. Вздыхала.
Но ничего и не сказала.
Бельем сверкнуть помог ей ветер.
Они гуляли не спеша.
Уже подкрался теплый вечер.
И шаль слетела уж с плеча.
Аллея. Липы вековые.
Скрипач. Печальный, пожилой,
Мелодии для всех любые
Исполнит и своей игрой
Наполнит души молодые
Печалью, радостью, тоской.
А тем, кто душь своих лишился,
Пройти уж лучше стороной.

Лето, как всегда бывает,
Незаметно исчезает.
Бабье лето, своей скорбью,
Женские сердца задело
И, дохнув на них любовью,
Так же быстро пролетело.
Парк, осенний, краски сбросил.
Парк притих…
Лишь в рябиновой аллее
Гроздья ягод все алеют.
И, как раз об эту пору,
Все, согласно уговору,
Свадьбы в городе справляют,
Молодых за стол сажают.
Пьют. Кричат, по - пьянке, « Горько!!!»
Водку прут – не угляди.
Вспоминают: « Ельцин… Борька …
Горбачев…Все подлецы».
Коль к политике добрались,
Значит, в сенях, уж подрались.
Со спокойною душой
Отправляют всех домой.
И невеста, для приличья,
Пустит слезы в три ручья.
Жениху все безразлично –
« Все равно уже, моя».

Наша парочка, чем хуже?
Если возраст чуть иной.
Приглашённых круг по – уже,
Но, а так – же – пир горой.
Генерал в своем мундире.
Прокурор – всегда с женой.
Бывший мэр уже в сор…ре
Унитаз бьет головой.
Есть, конечно, расхожденье –
Здесь имей свое сужденье:
Каждый третий иль второй,
С нашей молодой женой,
Ночь иль две, но упражнялся.
Ну и что? Потом расстался.
Да и что здесь говорить?
Что « безгрешную « винить?
Стань сначала ты вдовой,
А потом криви душой.
Если будет чем кривить – то,
Вот, что, в сущности, обидно.

День за днем – зима проходит.
Дума выборы проводит.
Президент с террором бьется,
Но не очень удается.
Да и как? В каждом с…ре
Не поставишь по мортире.
Уж весна. Сосульки с крыш
Уж « угробили» двоих.
Хоронили со скандалом,
Но и дело ведь не в малом.
Схоронили. Пошумели.
На поминках щей поели.
Вот все новости весны.
Что же делать? Молодцы!
Кто женился в эту зиму
И морозы пережил,
Ходят уж по магазинам,
А кто смог – тот сам уж сшил.
Покупают, кто пеленки,
Кто коляску присмотрел,
Кто в цветочек, распашонки,
Кто что смог и что сумел.
Ну, а в целом, в городишке,
Так себе, идут делишки.



Наша прекрасная вдова
К весне, ну просто расцвела.
Идет. Животик выпирает…
Муж локоточек подставляет,
 Прямо идиллия сплошная,
Но мысли гложат. Жизнь такая.
Пришла уж, видимо, пора
Представить вам её, друзья.
Ото, не ловко говорить,
При муже вдов не может быть.
Но свое имя, как ни странно,
Не очень любит наша дама.
Хотя, вот мне со стороны,
Да, и по мнению жены,
Лариса - нам звучит привычно,
А Лора, как - то необычно.
Меж тем уж многие года,
Друзьями так звалась она.
Ну, мне, для рифмы, все равно,
Зовись хоть Лора, хоть …

Меж тем весна уж на исходе.
И в городишке, как в приходе,
Все было тихо и спокойно,
И выборы прошли фривольно,
И губернатором там стал –
Да, ты давно уж угадал,
Ну что ж, будь рад – знакомец наш.
Чинуш гроза – законов страж.
И вскоре, слухи поползли,
Что не берет. Того смотри,
Что скоро в местное СИЗО
Посадят важное лицо.
И все лицо то избегали,
Как будто вакуум вокруг,
Случайно так образовали.
Он слег и помер как - то вдруг.
Кто говорит, сердечко сдало.
Кто говорит, что помогли.
Одной проблемой стало меньше
И честь чиновничью спасли.

Ну что ж? Так мир устроен наш.
Сегодня он кумир для вас,
А завтра, вдруг, недуг, болезни
И доктора везде полезли.
И, смотришь, уж к концу недели
Уже обмыли и отпели.
И гроб сосновый понесли…
Вот вам и рифма, и стихи.
Но это, так сказать, к примеру,
В масштабах города пустяк.
Во всем желательно знать меру,
Не делать вывод, второпях.
Так и у нас – спешить не будем.
И Лору утром мы разбудим.
Не будем здесь мы предрекать,
Но в этот день ведь ей рожать.
И пусть немного промахнулись.
Ну, на день мы с ней разминулись,
Но в ту же ночь, в полночный час,
Родился мальчик. Его глас
Разнесся по всему роддому.
Папе звонок по телефону.

Он прибыл, будто и не спал.
И где – то уж цветы достал.
Его встречает сам главврач,
Где – то в покоях женский плач.
« Сергей Петрович!!! – поздравляет –
Пять триста. Сын! « - цветы вручает.
Ведет в палату – там жена,
Лежит, как барыня, одна.
Увидев мужа, две слезы
По щекам медленно сползли.
Поцеловал в головку. Мило…
Поздравил – буднично, уныло.
Назвали дидятко Егором.
Обмыли славно. Пели хором.
Друзья хотели окрестить,
Не дали. Что здесь говорить.
Но время шло. Дитя кричало
И незаметно подрастало.
Уж скоро будет ему год,
А значит и второй пойдет.

На день рожденья – вся элита,
Вся губернаторская свита,
А как же, надо дань отдать
И уваженье показать.
Подарков – тьма. Неисчислимо.
Егорушка на них учтиво,
Лишь посмотрел, скривил губу,
А радость что бы ни гугу.
Ходить он начал рановато,
Но говорил вот маловато.
Вот, наконец, и стол готов.
Есть все – ну, кроме пирогов.
И поросеночек румяный,
И рыбы всякой семь сортов.
Шашлык на улице духмяный
Уж ждет команды поваров.
Расселись. Рангом кто повыше,
Сидят к хозяину поближе.
И тамада уж говорит.
У всех гостей душа горит.

Уж было много поздравлений.
Егорушка от них устал,
Освободив отца колени,
К своим игрушкам убежал.
Застолье долго продолжалось,
Уже на улице смеркалось,
Как разошлись из – за стола.
Кто сразу про свои дела,
Кто сел в картишки, в преферансик,
Кто в шахматишки поиграть.
И Лора, разложив пасьянчик,
Просила в карты погадать.
Егор сел в круг преферансистов
И, пусть шла крупная игра
Ни кто из этих « финансистов «
Не говорил, что спать пора.
Уж больше часа на коленях
У зама первого сидел.
Уж пепел сизый на поленьях,
В камине, рядом что горел.
У зама шли дела хреново.
« Гора « росла, а « пулях « нет.
Он пил коньяк, вздыхал, и снова
Взял прикуп – старший лишь валет.
И вновь, игра не состоялась
И «пара в гору» записалась.

Опять «торговля» …Все в раздумье…
Зам, карты пальцами считал.
И, здесь у всех недоуменье,
«Мизер» - Егорушка сказал.
Все засмеялись. «Умный малый!»
Зам долго что то бормотал.
Всех осмотрел: « А верно шалый…»
И мизер громко заказал.
Сыграл. За мизер надо выпить.
Да и неплохо покурить.
Все встали. Рюмки в руки взяли.
«Малыш!!! Не знаю, что и говорить…»
Егорушка, как умный мальчик,
От столика не отходил.
Потрогал пальчиками карты.
За взрослыми чуть – чуть следил.
Двое вернулись очень быстро.
Зам, верно вышел покурить.
Егорушка сказал вдруг чисто:
«Сыграем?» - надо подсадить.

Уселся в кресло, словно визирь.
Взял карты, пусть с большим трудом.
И снова объявил он мизер.
Все засмеялись: «Молодцом!!!»
Расклад был сложен, даже очень.
Здесь игроку, дай Бог, сыграть.
«Снос» сделал он неимоверно
И смог все десять карт отдать.
Все ошарашены сидели.
Вернулся зам, что покурил.
И на Егорушку смотрели.
Он был серьезен, очень мил.
«Все верно – мизер ходит парой» -
Сказал в отставке генерал.
«От куда это знает малый?»
Зам сел, Егора к себе взял.
Все гости уж вокруг стояли.
Дитя творило чудеса.
Все знали «Эти» как играли.
А здесь дитя… О, небеса.

Так в год прославился ребенок,
Чуть только вылез из пеленок,
Уже в сложнейшую игру
Играл не просто по уму,
А так, что треск шел от бывалых,
И стоит денег то не малых.
Чуть позже шахматы освоил.
В компьютер влез он года в два,
И так премудрость ту усвоил,
Что хакером не стал едва.
В три – о нем уж знали в мире.
И не раз в прямом эфире
Его всей стране явили.
В школу сразу в третий класс,
Потом в пятый, а сейчас…
Он живет в столице нашей
И любовию « монаршей »
Весь охвачен. Наша Лора
Тоже знатная сеньёра.
Муж, что бывший губернатор,
Уж почил. И вновь одна
Наша прекрасная вдова.