Не хочу забвенья

   Я НЕ ХОЧУ ЗАБВЕНИЯ.


Год тысяча девятьсот сорок второй!
А, Новый год! И Мама отмечала…
Загадывала, мучаясь - скучала,
А, вся страна охвачена войной.

Ленинград! В блокаде сыновья
Ефрасинья дочь и там же внуки
Постоянны думы, её муки…
И помочь, никак уже нельзя.

Снег пушистый, небо с дробью звезд
Сын Владимир и тут же дочь Мария!
Здесь в деревне, так уже пришлось
И слава Богу! Люди говорили.

Марии надо ехать бы в Читу
Учительствовать по распределению
Но, дорогу эту а, не ту…
И к радости судьба, иль к сожалению?

Более года, немцы уже здесь
Оккупация, а значит не известность
И кругом разбой, убийства, месть,
Раз война, какая уже честность?

Чистый снег к Раманихе - лежал
Там жила сестра Мамы - Анисья.
Немцы в её избе, обосралися
И каждый это - делал, как рожал.

Больные немцы и плохи их дела
Но, что бы расположения их добиться
Анисье приходилось потрудиться,
Но, позже все же Анисья умерла.

Может здесь, мы зацепили тиф?
Он всех сразил и только, что не сразу
Но, все же зацепили мы заразу…
И всё от немцев, видимо от них.

Тут всё и началось, и началось!
Умирает Луша, Бушачиха…
Вот жили в доме, смотришь - уже тихо
И к нам всё постепенно подкралось.

Заболела Богачева Ира
И Мать ходила в дом их - помогать.
Днем по хозяйству, уложить всех спать
И как могла, кормила всех, лечила.

Долго нас хвороба миновала
Но, случилось это - на покров.
Ослабела Мать и даже дров,
В печь не наложила, как бывало.

14 го случилось - октября!
Сестра Мария, шла гулять в Котова
Казалось с Мамой, ничего плохого,
Так думалось, ну и конечно - зря!

У Мамы тиф, был настоящий тиф.
Подлое немецкое названье…
«Флексибор», но её страданья,
Вся жизнь, всю! Даже в последний миг.

Корю себя, тогда такой был я
По детски не внимателен, но знаю
И если Мать спасти было нельзя,
И этим я себя, не оправдаю.

Больная Мать, а я брожу в лесу
И никакой, во мне пока догадки
Что Мать умрёт? Ещё не нахожу,
Постреливаю в птичек из рогатки.

«Ну погоди, останетесь без Мамы!»
Её слова! Их надо бы понять
А, я шалил и слизывал сметану
И Мама всё умела нам прощать.

Любил я Мать и не её одну
Но, был я в поведении беспечном.
Своих детей, и я не упрекну
Коли казаться буду детям - вечным.

На русской печке, намотавшись за день
Однажды я проснулся ночью.
А, Мать стоит за печкою, как тень,
Дрожит и бредит, и о чем - то? Просит.

«Ну что ты спишь? Ну что же ты?
Ведь Мать твоя, замерзла тут за печкой
Работаю, стираю тут холсты…
И не проснусь я, вроде бы на речке».

Это - был кризис, не уберегли…
Так и осталось, это - обвинение!
Но для неё, всё хуже стали дни,
Давило на неё, шло обострение.

27го, прибегут под утро!
«Володя, твоя Мама умерла».
Вскочил, таращусь, вот и все дела…
А Мамы нет. Не выносимо - круто.

Я не заплакал, к Маме не пошел
Крутился неприкаянно, но в полдень
На половину той избы зашел,
Так и стоял, я от неё - поодаль.

Лежала Мама на правом, на боку и на руке
Вытянув левую, пожав правую ногу
В такую, теперь дальнюю дорогу,
Ушла вот так, совсем не налегке.

Стоял и думал - детская кроватка
Она была ей явно коротка.
Как прожитая жизнь? Не легка...
И в миг последний, и тут,и тоже - схватка!

Сестра Мария, ох уже больна!
И на избе висит плакат «Флексибор».
Дорога умереть и жить - одна!
У нас один, только один был выбор.

За досками поехал я в Котова
То был печальный, мой сыновний долг
Герасим дал, а привести я смог,
Гробница, через день была - готова.

Обычный гроб. Но, думал я - о Боже!
Ведь дерево росло, где - то стояло?
Чтоб превратиться в гроб, вот в это ложе
И с Мамою теперь, на постоянно.

С прихожей, с рундука, Маму внесли в избу
В весёлом платье. Насмерть - сама сшила.
И в нем она была, теперь в гробу,
И мы над гробом, но нас мало было.

Смотрел я на неё, хотелось все запомнить
Всю, всю, её лицо и метенку на левой на щеке
И лоб, и руки, всё было покойно,
И белый домиком, платок на голове.

Родная Мама! Это же - конец
Последние минуты тебя вижу
Стаю, грущу, подавлен, ненавижу!
Растерянный, совсем ещё - малец.

Сестра Мария, всё ещё больна
Собралась, встала с Матерью проститься
Вроде бы хотела, к гробу опуститься,
Но все же стаяла, от тоски черна.

В лицо смотрела, пристально и нежно
Заплакали глаза и скорбный рот
Шепча молитву и никакой надежды,
Смерть никого назад не отдает.

Подняли гроб и понесли на улицу
Поставили в телегу, как во сне.
Дождик накрапывал и начинало хмурится
И как - то жутко становилось мне.

С Витей, с двоюродным мы братом - едем
Сказали, что в Ивановском нас ждут.
Да, только Мамы? Этот путь последний!
А, там схоронят, там не подведут.

Вот тут она. Вся со своей печалю - здесь!
Я знаю, как нам жизни не давали
Как потихоньку род наш убивали,
Да так, что и потерь уже не счесть.

А за деревней нашей, метрах в триста
Находим на дороге три тюка
Подкинула нам одеял ворсистых,
На нашу бедность - добрая рука.

Забрали и к Курбатову наш путь
О чем мы говорили, я не помню
Но, знал, что надо Маму помянуть
И это - безусловно, я исполню.

Ивановская церковь на горе!
Рядом погост, когда - то, был - красив!
Перед горой, полно воды в реке,
Нам не проехать, гроб не замочив.

Виктор, смекнул и тут же сразу стоп
Кладём лопаты на борта телеги
А на лопаты, уже ставим гроб,
Сами на гроб и через речку едем.

Прозаика! Но так оно всё было
Документальность, надо сохранить
Для поколений, нами всё любимо
И маму будем помнить, и любить.

Нас ждут! Раскрытая - уже сыра земля
Смотрю на камушки, ведь с мамою уйдут в могилу
И словно обрывается - моя душа,
Морозцем легким, пробирает спину.

И началось, уже опущен гроб
Уже земля - посыпалась горстями
Душа моя кричала людям - стоп!
Пока ещё сиял, гроб плоскостями.

Но шла и шла инерция земли
И вот уже готов могильный холмик
Из кафеля, какой - то треугольник,
Тащил я на могилу, что нашли.

Я украшал, обстукивал лопатой
И дерево в ногах, все ж - посадил
Я очень перед Мамой, виноватый
Я очень глубоко её любил.

Но, как велит Евангелия листок
Тогда не знал я, и не знал мой братик
Хоронят всех, ногами на восток,
А, Мама? Похоронена на запад.

Мы уезжали. Но я в себе оставил
Духовности! Они - не будут гнить...
Я всё тут рассказал, история простая...
Как - Маму? Мне пришлось - похоронить.

27го Октября 1942год. 18 - 19.Х1.1987год.