Бей в барабаны, жизнь!

Бей в ба-рра-ба-ны, жизнь. В перепончатых лапах лягушек
умирает небес глубина, и в ладонях немеет душа.
Лейся медленной струйкой, младое вино,
в чистый хруст чернового полудня,
выливайся кефиром сомнений
из полуночи Судного дня.

Звонкий свист астероидов в уши –
летящие мимо
роты ангелов белых в больничных халатах - босых
безработных бездомных бессмертных бессменных.
Шум веков шелестит. Беспредметные сны…

Беспокойные будни и бурные темные воды
на дорогах родных, но забытых для новых причуд.
Колобродят коты по весне.
В черных омутах ткет хороводы
злая нежить – лесное отродье: в косе
ли монисто звенит, иль русалочья цепь на запястье,
иль речной чешуи серебристая лунная сталь?

Под подошвой кроссовка хрустит, как песочная крошка,
или мелкие гвозди, сосновая шишек печаль.
Ивы головы клонят к земле. Золотая морошка
по росе разбросала волнистых туманов вуаль,

утопив связки бусин своих – мандариново-рыжие клецки –
в мягком бархатном мхе, как морковные кольца в ухЕ.
Тянет издали прелой листвой и дымком – у костра свои кости,
видно, греет чужая душа. Позабыта ромашка в руке.

Бесприютная тяга влечет по болотам сквозь боры,
частоколы осин да болота. Ладони изодраны в кровь.
Позабыто печное тепло, пледик клетчатый, кружечка кофе
и цветочные шторы. Что было – истлело давно.
Истрепалась джинса на коленях. И что еще: долго ли, скоро ль?
Все сквозь дебри идешь и идешь. Боль. Иного тебе не дано.
Часовой механизм замолчал. Это мельник – с деревнею в ссоре
со среды – не берет для помола зерно.

Где конец, где от вечности властной укрыться?
Исцарапаны скулы. Поглядишь – грязь да груз впереди.
Как волчонок скулит без волчицы – сжимается сердце в груди.
Никого в целом мире. Забыты знакомые лица.
Никогда не придти к очагу и покою: бреди, не бреди!

Так и будут лишь отсветы венчиков белых
над макушкой мелькать, да в ботиночках хлюпать вода.
Да – невидима в кочках – мотивчик несмелый
не в сезон и не к месту затянет лягушек орда.
Так и будет маячить вдали воскресенья оркестр,
так и будешь трезветь, понимая, что нынче – среда.
Только мокрая тина из дальнего-дальнего детства
так и будет шуршать, словно жизненных дней череда.