Роберт Геррик 1591-1674 Пир Оберона

Роберт Геррик (1591-1674) Пир Оберона

Шапкот!* Прекрасных фей страна
Тебе понравится должна,
Я знаю, то тебе приятно,
Что любопытно, непонятно.
Начав о пире разговор,
Мы скоро фей увидим двор.

Как за столом они сидят,
И, помолившись, хлеб едят.
Зерно поджаренной пшеницы
Мукой посыпанной искрится:
Кусочек лучший - для сластён;
Пир невелик, но утончён.
Там хорошо не только зренью;
Есть и для слуха наслажденье:
Стрекочет громко на пиру
Кузнечик, чтоб прогнать хандру,
Трещит сверчок, летает шмель,
Поёт комар как менестрель.
Все эльфы после вкусных блюд
Жемчужины росинок пьют,
Что собирали пред рассветом:
Они так сладки, и при этом
Сверкают в чаше голубой.
Вот на столе перед собой
Эльф усик бабочки узрел,
И с аппетитом сразу съел.
Вкусил он так же на пирушке
То, что зовут «плевком кукушки»*.
Торт из гриба-дождевика
Фей грубоватая рука
Не освятила, и пока
Он сахарного тростника
Ест мякоть, и пчелы суму,
Нектар чей сладостен ему;
Вкушает яйца муравьёв,
И полон счастья до краёв.
Вот зоб мышей, бедро тритона,
Бок уховёртки прокопчёной,
Красноголовый червь внутри
Ореха спрятан, посмотри.
Вот небольшая моль в стакане,
Она откормлена на ткани;
Вот вишни, уши мандрагор*,
Глаза крота*, и слёзный сбор.
Улиток жирных вижу я,
А рядом – сердце соловья*,
Что пал от песен; их вино
Им не лозой, как нам, дано:
То сок раздавленных цветов
Лабазника (о сласть лугов),
Его в ромашках эльфы пьют,
И очарованы, поют;
Священник крестит: С вами мир!
И вот закончен этот пир.

* Томас Шапкот - друг Геррика, дэвонширский адвокат.
* «плевком кукушки» - пенистые выделения, которые
оставляют на траве или ветках различные насекомые.
* «уши мандрагоры» - считалось, что у мандрагоры крохотные уши
* «глаза крота» - у крота маленькие подслеповатые глаза
* «сердце соловья» - Геррик намекает на древнее предание о соловье,
который вызвался соревноваться с в пении с певцом, играющем
на лире. От напряжения сердце соловья разорвалось.
Считалось, что именно оно очень приятно на вкус.


Robert Herrick (1591-1674)

Oberon’s Feast

Shapcot! to thee the fairy state
I with discretion, dedicate,
Because thou prizest things that are
Curious and unfamiliar.
Take first the feast; these dishes gone,
We’ll see the fairy court anon.
A little mushroom table spread,
After short prayers, they set on bread;
A moon-parched grain of purest wheat,
With some small glittering grit to eat
His choice bits with; then in a trice
They make a feast less great than nice.
But all this while his eye is served,
We must not think his ear was sterved;
But that there was in place to stir
His spleen, the chirring grasshopper,
The merry cricket, puling fly,
The piping gnat for minstrelsy.
And now we must imagine first,
The elves present to quench his thirst
A pure seed-pearl of infant dew,
Brought and besweetened in a blue
And pregnant violet; which done,
His kitling eyes begin to run
Quite through the table, where he spies
The horns of papery butterflies,
Of which he eats, and tastes a little
Of that we call the cuckoo’s spittle.
A little fuzz-ball pudding stands
By, yet not blessed by his hands,
That was too coarse; but then forthwith
He ventures boldly on the pith
Of sugared rush, and eats the sag
And well-bestrutted bee’s sweet bag,
Gladding his palate with some store
Of emmets’ eggs; what would he more?
But beards of mice, a newt’s stewed thigh,
A bloated earwig, and a fly;
With the red-capped worm that’s shut
Within the concave of a nut,
Brown as his tooth. A little moth,
Late fattened in a piece of cloth;
With withered cherries, mandrake’s ears,
Mole’s eyes; to these the slain stag’s tears;
The unctuous dewlaps of a snail;
The broke-heart of a nightingale
O’ercome in music; with a wine
Ne’er ravished from the flattering vine,
But gently pressed from the soft side
Of the most sweet and dainty bride,
Brought in a dainty daisy, which
He fully quaffs up to bewitch
His blood to height; this done, commended
Grace by his priest; the feast is ended.