СПб

Мне случилось родиться у Нарвских ворот,
В юго – западном секторе –
                в зоне массива,
Где тяжёлым угаром могучий завод
Насыщает прохладные бризы залива –

В мегаполисе –
                где эстуарий Нева
Развернула.
                Где насыпью скрыта болотина…
…Где расторгнуты тонкие нити родства
Между всем, что вплеталось в понятие – «Родина»

То есть то, что, казалось бы, от естества
Нам дано –
                тщетно ищем, бродя неприкаянно,
Как бездомная псина, живая едва,
Ищет в мёртвых руинах слепого хозяина.

У рождённого в городе – родины нет!
Есть привязанность к месту рождения –
                вроде
Некой памяти детства.
                Сквозь муторность лет
Нитевидной пульсацией, память приходит

Как привычка;…
                Предметом обмена – когда
Мы меняемся воспоминанием с ближним…
В оправданье за тусклые наши года
Наполняется память о детстве всевышним,

Лучезарным свеченьем.
                Причём, этот свет,
Исходящий из прошлого, мнится просветом
В бесконечную будущность!
                Всё же, при этом,
У рождённого в городе – родины нет…


*


Я погряз в эту землю на много колен –
Корни высохли, но не пускают наружу…
Душный плен Петербурга гнетёт.
                Но взамен –
Научился глядеть в эту мрачную душу –

Так, как если б душой обменялся на миг
С этим городом –
                мне открывается сразу,
Что собою таит представительный лик –
Что вовек не увидеть приезжему глазу –

Город мне раскрывается, как существо
В странном танце уродующих трансформаций –
Самоорганизуемое вещество
В постоянно идущем  процессе мутаций.

Обнажается плоть каменистых пород,
А за нею – метаболизм,
                где все мы
Воплощаем тупое движенье вперёд –
К усложнению связей в структурах системы.

Наши радости, беды ему не видны –
Нет «людей», в измереньях его!
                Но на деле,
Все подвижки души им давно сведены
В соответствие к выше указанной цели –

И безмолвная опустошенность бомжа,
И надменность «великосветской» девицы –
Всё! –
             до бунта душевного,
                до мятежа,
Предусмотрено к благу балтийской столицы:

Хочешь – будь респектабельным.
                Или не будь…
Иль живи, как изгой  – жертвою конъюнктуры – 
Мотивация наших амбиций – не суть!
Суть не в нас,
                а в насущных запросах структуры.

То есть, всё к одному –
                усложненье структур,
Как священное действо, под строгим приглядом.
В остальном –
                расслоенье, смешенье культур
И смещенье акцентов –
                к тому, чтобы рядом

Ничего не могло бы окрепнуть вполне,
Отколовшись от общего хода движенья –
Просто город боится,
                как видится мне,
Исполняя инстинкт своего сохраненья.


Что вполне объяснимо –
                Ведь ежели в нём
Обособится, некая сущность сумела –
Это значит болезнь! Катастрофа!
                Притом,
Это значит, что в нём инородное тело!

Город примет любые порывы души,
Комбинации страхов, амбиций и страсти –
Извращайся! Молись! Мемуары пиши…
Не приемлет одно –
                человеческой власти

Над собою самим –
                там где жертвенность может
Быть поставлена выше животных страстей,
Выше смертного страха!…
                И город тревожит
И пугает подобная власть.
                Ибо в ней

Есть финальное, высшее определенье
Человечности…
                То есть, достигнув едва,
Город может обратно, лишиться значенья –
Совершеннейшего
                существа.

Кстати, те, кто чудовище это вскормил
Своей плотью, в блокадные лютые зимы
Стали брендом…
                в придачу – лекарство.
                Вестимо – 
Город помнит о них. Город их не простил!


*

Исторический центр –
                Святой винегрет
Архетипов и архитектурных течений
Под эгидою брендов –
                где «Русский балет»
В череде «игровых» и «ночных» заведений.

Я ж, когда то до жженья любил твою стать!
И верстались дома, в соответствии строгом,
Когда я,
                как дурак, их учился читать
Шаг за шагом рифмуя шаги,
                слог за слогом…
Помнишь? –
                я, твой предлетний, вдыхал аромат –
Тополиных серёжек на тёплом асфальте,
После первой грозы,
                когда солнечный взгляд
Разыгрался лучами на каменной смальте.

Я ж не мог отвести привороженных глаз,
Зачарованно глядя, как в створе канала,
Вспыхнул солнечным заревом огненный Спас –
Равно, сердце моё…
                Что же всё-таки стало? –

…Центр, как-то повыцвел –
                По ходу времён
Отсвет счастья сошёл, несмотря на наличье
Разноцветных афиш и рекламных знамён –
Может просто линяет? –
                Цвета без различья,

Стали блёклыми –
                в тон шелестящих банкнот
На которые маклеры город друг другу,
По частям продают, и, толкнув в оборот,
Как шалавую девку, пускают по кругу…

Нестерпимо и дико!...
                Ведь, кажется я
Помню всё ещё то – беспрерывное время –
Сквозь разломы сознания и бытия,
Сохраняющее в неизменности семя

Петербургской поэзии: 
                Тени ветвей
Оживляли собою жилое пространство,
В доме каменных львов;
                Где у каждых дверей
Ожидало чарующее постоянство

Городского домашнего быта -   
                Камин
Изразцовый  в передней,
                за ним – подоконник
И дубовый комод, на котором один
Из семи, сохранившийся – маленький слоник,

Как надежда последняя:
                Предрешено –
Что Поэзию, в качестве анахронизма,
Завтра выпишут.
                И буржуазность в окно
Влезет дряблою прозою постмодернизма…
…Помню, дальше –
                как время меняло обряд
Петербургского духа –
                Распалась основа
Для поэзии –
                Наши поэты молчат,
Отдавая другим сокровенное слово.

Впрочем, всё это внешность – поверхностный слой –
Наши страсти, собранья, дома –
                мимикрия!
А под ней, вдоль залива, согнула дугой
Тело жилистое,
                Индустрия.

*

Современный прогресс – порожденье войны
«Городов – государств».
                Не имеют значенья
Наши званья на этой войне –
                Включены
В индустрию войны, все мы, без исключенья.

То, что выглядит городом –  только каркас
Ибо он безразмерен – границы размыты:
Пьёт сибирскую нефть, и вдохнув её газ,
Прогрызается в север, взрывая граниты.

И по-хищнически оглянувшись окрест,
Он впивается в мёртвые кости деревни –
Дух России из этих загубленных мест,
Отошёл навсегда.
                И по волостям древним,

Как круги на воде – разбежалось кольцо
Индустрии, на всём оставляя приметы
Разложенья и свалки…
                Пром. зоны лицо,
Вечно серого,
                вечно цементного цвета.

Но с особенным шармом магических глаз –
Гипнотической силою этого взгляда
Безымянный поток человеческих масс
Нагнетается в плоть ненасытного града.

Начинаясь извне, продолжается ход –
Приходя к упорядоченности движений,
Обретает значенье и смысл –
                Растёт
Структурированность, частота обновлений!

Также верно обратное – смена идей,
Обновление техники и технологий
Неизбежно ведёт к обновленью людей –
Цикл – замкнутый круг!
                И тут принцип жестокий –

Иноземец вертлявый, затянутый в плен
Городской суеты, мегаполису ближе,
Чем неспешный противник любых перемен –
Коренной обитатель наследственной ниши.

Не дородные плечики Кариатид
Не могучие торсы дебелых атлантов
Держат город! –
                Он ныне живёт и стоит
На смуглявых плечах безымянных мигрантов.

Приносящих сюда пыль заветренных трасс
Чтобы здесь сохранится и выждать до времени,
Когда дети их, станут одними из нас –
То есть, массой безликой, без роду, без племени,

И «не флага, не родины»!…
                Только сперва
Город их ослепит – что б они не сумели
Обособить свои, сокровенные цели
От задач мегаполисного существа.


*


В общем, город – не родина.
                А потому
В отношенье к нему глупо и неуместно
Выраженье сыновей любви.
                И ему
Ни о нас, ни о нашей любви неизвестно
 
Ничего!
                И не надо иллюзий.
                Хотя,
Это трудно представить – поймёшь то не сразу –
Предопределено, что любое дитя
Станет частью большой городской метастазы –

Участь раковой клетки на лике земном!
Что же здесь от отцовского благословенья? –
Город знает лишь тело своё.
                И притом,
Эта опухоль – ставится в определенье

Ко всему! –
                Как единая мера вещей:
Мы уже научились всё видеть сквозь призму
Освоения алчного – как Кащей
Миллионноголовый…
                И от альтруизма

Не осталось следа:
                Миллионами рук
Жадно тащим куски из единой лоханки
Мегаполиса.
                Тут же, диаспоры в круг
Собрались,
                на этнические, на останки

Нашей нации… 
                Выше – зачаточный мозг,
Где нашёл воплощенье общественный разум –
Коллективная воля – податливый воск…
Коллективная мысль – корректная фраза –

Вырождаемся!...
                И обновленье во всём –
Обездомливает! –
                как речное теченье,
Вымывает потоком и суть, и значенье
Из наивного, детского образа – «Дом».


*


Город мой, объясни, неужели же ты
Эту участь себе положил изначально – 
Чтоб на хрупких костях воплощались мечты
И безумства твои?
                И гляжу я печально,
 
Как верховным звеном эволюции став,
Ты вознёсся над жившими здесь существами –
Саваоф,
                ты всё время меняешь устав,
Под различными, к нам приходя именами – 

Петербург... Петроград… Ленинград…
                Охлони! –
Я то, знаю кто ты, ибо всё ещё зрячий,
И когда мы с тобой остаёмся одни,
Я от глаз твоих каменных, взгляда не прячу.


Город мой, не забыл?! –
                я твой сын и твой внук,
И твой правнук, отправленный на попеченье
Ближней области.
                Морду свою, Петербург,
Поверни!
                Я поздравлю тебя с днём рожденья.


 
***