статья о Големе Майринка

       Мысли о «Големе»

       Признаться, роман Г. Майринка «Голем» произвел на меня впечатление с самого первого предложения: «Лунный свет падает на край моей постели и лежит там большой сияющей плитой». Все, с этого момента я уже вошла во вкус. Дальнейшее описание образа Луны, как живого существа, и все дальнейшие абзацы, все глубже и глубже погружали меня в это пространство таинственности, в эту необычайную, сплетенную из мистики и реальности историю. Но вернусь снова к первому предложению. На мой взгляд, в нем содержится все, начиная от постоянной, почти никогда не меняющейся минорной интонации автора, до совершенно оригинальной способности в описание казалось бы привычных вещей вкладывать ноты загадки, несколько раздвигать привычные рамки восприятия.
 Итак, начиная с первого предложения, мое сознание оказалось в плену «Голема», подобно сознанию главного героя, который оказался в плену судьбу, тех обстоятельств, в которые она его вписала. Я планирую рассуждать о «Големе» с позиции читателя и автора, который увидел в Майринке что-то близкое, в первую очередь это касается моделирования сюжетных линий, в подборке героев, в каждом из которых есть нечто шокирующее, неординарное и привлекательное. Между всеми персонажами есть интрига, начиная от Розины, которая провоцирует калеку Лойзичека. Между Аароном Вассерструмом и Харусеком. Между главным героем и всеми остальными, которые в самом начале для него только маски, которые постепенно, эпизод за эпизодом раскрывают свои истинные лица, рассказывают герою свои истории.
       Майринк пишет очень не просто, он создает некие метафорические сентенции, к примеру, вот один абзац о старьевщике Вассерструме: «Хотя Вассерструм один из тех людей, чьи глаза способны видеть сквозь стены, но он все же не представляет себе, что есть такие люди, которые в состоянии высчитать, как длинной, невидимой, отравленной иглой можно сквозь стены, минуя золото, минуя бриллианты, попасть прямо в скрытую жилу жизни». В одном предложении возникает трехмерный психологический портрет Вассерструма: 1) он лиса, которая умеет видеть свою жертву 2) не смотря на это он глуп, так как есть люди, которые отлично видят в нем того хищника, которым он является 3) он не видит истинной жизни, жажда наживы заслоняет стеной его разум.
       Необычной мне показалась и культурная многоликость романа. Это и европейская Прага с помещенным в нее еврейским кварталом, и необычная история, связанная с книгой «Ibbur». Здесь я хочу остановиться именно на с книге, и всем что с ней связано. Эпизод, когда таинственная книга оказывается в руках Перната, когда он начинает ее пролистывать, изобилует, на мой взгляд, потрясающими художественными образами. К сожалению, я не художник, но мне в голову первым делом пришла мысль, вернее даже желание написать предстающие Пернату образы. Особенно меня впечатлил момент, когда герой видит перед собой даму, столь великого размера, что длина ее ресниц оказываются размером с самого героя. В этих и других картинах, которые встречаются на страницах романа, автор использует элемент фантастики. Эти образы настолько же глубоко проникают в читателя, как и в главного героя, за счет того, что повествование ведется от первого лица.
       Начиная с первых глав, меня почему-то преследовало понятие «экзистенции», так как написание романа по временным рамкам совпадает с распространением экзистенционально течения в философии, согласно которой «прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно и представляют собой “экстазы” - моменты субъективных переживаний человека, его выходы в прошлое, настоящее и будущее». В этом романе прием «потока сознания» дополнен исключительной авторской манерой вписывать в реальность мистику и загадку, что делает все содержание своеобразным ребусом, который хочется разгадывать даже после прочтения.
       В первую очередь перед нами герой с весьма самобытной возможностью восприятия. Плюс ко всеми, Майринк помещает его в очень плотную, сгущенную событийную обстановку, в первую очередь связанную с историей мошенника доктора Вассори, сына Вассерструма и доктора Савиоли. В какой-то момент мне даже показалось, что наш герой, возможно, имеет некоторое психическое заболевание, вроде вяло текущей душевной болезни, но потом я нашла разгадку в том, что он страдает частичной потерей памяти. Потому он как бы заново узнает всех героев романа, самого себя.
       Насыщенность повествования сознанием главного героя, его восприятием, склонного к мистификации, гротескной способности его мышления воспринимать обычное, создает динамическое напряжение, которое то идет на спад, то пронизывает героя и читателя электрическими импульсами. Предложение за предложением тянется эта нить образов, среди которых нет места обыденности и скуке. Главная интрига повествования в том, что мы до конца так и не можем понять, кто наш главный герой. Мы знаем, что он человек, который вырезывает камеи, иначе, выписывает священные имена на пергаменте и вкладывает их в сосуд. Он приближен к иудейскому учению Каббалы, что закономерно при том, что живет он в еврейском квартале, окруженный иудеями.
Мы до конца не понимаем, он ли господин Пернат, проведший часть своей жизни в сумасшедшем доме, где врачи пытались «замуровать» его воспоминания, или не он. Услышав в трактире Лойзичека рассказ о сумасшествии Перната, чей образ преследует героя, с того момента как он обнаружил черную шляпу с инициалами этого господина у себя, герой приходит в странному умозаключению: «Слова марионеточного актера ударили меня….Уже давно грызла меня какая-то неопределенная боль, какое-то подозрение, как будто что-то отнято у меня, как будто длинную часть моего жизненного пути я прошел лунатиком, по краю бездны. И никогда не удавалось мне доискаться причины этой боли».
       Отдельно стоит поговорить и о теме оккультной философии Каббалы, которой как нитками, но отнюдь не белыми, прошит весь роман. Большое впечатление производит на героя и на читателя история о Големе, некоем материальном воплощении души, которая может являться к человеку. Голем - это и есть наш главный герой. Это некий сублимированный персонаж. Это душа, которая начинает его преследовать, после столкновения с священной книгой «Ibbur», или «перерождение». Согласно трактовке, «иббур» дает человеческой душе возможность обособиться от тела: «Знаю только, что мое тело лежит спящим в постели, а мое сознание отделилось от него и больше с ним не связано». Таким образом, перед нами раздвоенный персонаж, мы видим его в этом сложном состоянии, на которое наслаиваются другие события романа, в том числе и детективная история Вассори, которая в повествовании получает вторую жизнь, выходит на этап «мести». Вассерструм намерен мстить Савиоли за смерть своего грязного совестью сына. Одним словом, наш герой, словно тисками зажат между добром и злом. Добро в этой истории олицетворяют хранитель священной книги таинств «Ibbur» Гиллель и его дочь Мириам, которые способны явится Атанасиусу даже сквозь большое расстояние, посредством чревовещающего лунатика из тюрьмы. Зло – Вассерструм и уже покойный его сын Вассори. Между этими антагонистичными парами персонажей находится наш герой.
       Очень логично укладывается в повествование и деталь, некое предзнаменование из будущего, «камень, как кусок сала», образ, который мучает героя в самом начале.
 Согласно учению Каббалы, при правильном использовании мудрости Каббалы, возникает способность управлять реальностью. Мы получаем этому подтверждение, когда герой
периодически испытывает своего рода «дежавю». Это явление как нельзя лучше гармонирует с определениями «мистический», «таинственный».
       Яркая дежавю-деталь, выступающий «камень, как сало», который возникает в самом начале романа сильно акцентируется, потому, возникнув уже ближе к условному концу романа, герой, а вместе с ним и читатель испытывает шок, потрясение. Так же как и в момент встречи Перната с самим собой в самом конце. С одной стороны этот ход можно воспринимать как незавершенность, своеобразную обманку, так и не пролившей ясности, с другой стороны, если отталкиваться от каббалистической мистификации, это логическая доминанта, возвращение блуждавшей в потемках души в свое тело.
       Отдельно хочется сказать о Праге Г. Майринка, образ которой после прочтения романа стал несколько иным. Во-первых, я оказалась в хорошо знакомом мне городе в другом времени, а именно на сто лет раньше. Сама атмосфера и энергетика города передана настолько реалистично, что у меня создалось впечатление, будто бы я там побывала в очередной раз. Всегда привлекавшая таинственность этого города, с его невысокими домами, мощеными улицами, названиями ресторанов «У черта», с его площадью и волшебными часами, предстала передо мной в полной мере, и ее жители, которые так сильно «не любят солнечного света». Вспомнилась и улочка ремесленников, находящаяся не далеко от собора св. Витта.
       И в заключение хочу рассказать еще об одной ассоциации, которую вызвали во мне следующие слова А. Перната: «Не сошел ли я с ума? Не умер ли я?...Я ощупывал все вокруг. Встать! Сесть на стул! Я бросился в кресло…Хоть бы смерть наконец пришла! Только бы не чувствовать этого бескровного страшного напряжения! Я-не-хочу…я-е-хочу, - кричал я. – Слышите?». В этот момент передо мной отчетливо предстала картина Э. Мунка «Крик», которая как мне кажется, является неплохой иллюстрацией психического состояния героя романа «Голем», этого «страшного напряжения».