Инженер туш продолжение, ч. 3

По форме своей остров Дальдаль напоминал человеческую почку: вытянутный в меридиональном направлении овал с широким заливом на востоке. Длина острова с севера на юг составляла 37 км, ширина в самом узком месте – 12 км. Лаборатория была расположена на берегу залива, причём на западе она упиралась в цепь невысоких (от 500 до 1100 м) гор, простиравшуюся почти вдоль всего острова с севера на юг. На севере, в десяти километрах от лабораторского комплекса находилась деревушка туземцев, жители которой в основном промышляли ловлей рыбы и сбором кокосовых орехов. Посёлок и лабораторию соединяла довольно широкая тропа, по которой мог даже проехать небольшой грузовик. Возле самой лаборатории дорогу перекрывал блок-пост, по обе стороны от которого была протянута колючая проволока. Обитатели лабороторного комплекса редко посещали туземную деревушку, а туземцам доступ на территорию лаборатории и вовсе был заказан. С юга от лаборатории струилась небольшая, но бурная речушка, стекавшая с гор, за которой лежало обширное поле, имевшее форму равностороннего треугольника. Оно было целиком покрыто высокой травой с небольшими вкраплениями колючего кустарника. Далеко на юге, за полем, синел непролазный тропический лес, в котором кишела всякая живность, в том числе карликовые слоны – побочный продукт гореотумасовских подготовительных экспериментов.

Остров был опоясан частоколом коралловых рифов и высадиться на него можно было лишь в двух местах: возле туземной деревушки либо прямо напротив лаборатории. Второе место было самым удобным, ибо залив был почти полностью закрыт от океанских ветров: с севера его прикрывали холмы, а с юга – лесная чащоба.

Дальдалевский климат был ровным и тёплым. Круглый год температура колебалась около 25 градусов по Цельсию. Почти 330 дней в году над островом сияло солнце, незамутнённое облаками, и лишь дважды в год (весной и осенью) небо заволакиволось серыми тучами и в течение двух недель беспрерывно лил, то затихая до тихого крапания, то обращаясь в дикий ливень, тёплый тропический дождь.

Море, омывавшее остров, было всегда маняще тёплым и прозрачным с изумрудным отливом. Волны, ударяясь о белый песок из истёртых в мелкий порошок ракушек, словно бы шептали: "Иди к нам, окунись в наше доброе лоно". Однако человек, поддавшийся на их уговоры, рисковал очень быстро стать добычей акул, чьи плавники то и дело разрезали водную гладь. Туземцам, для которых море было главным средством пропитания, волей-неволей приходилось проводить в нём немалую часть своего времени. Они сновали по нему на своих утлых пирогах и ныряли в него, пытаясь выискать жемчуг или иную добычу на дне морском. Впрочем, они были словно заговорёнными – акулы их трограли крайне редко. Этого, однако, нельзя было сказать про пришельцев – сотрудников лаборатории. С момента её основания в общей сложности пятеро неосторожных пловцов стало жертвами кровожадных акул. Кто-то "отделался" откушенной ступнёй, кто-то безвозвратно канул в морской пучине. Поэтому пришлось отгородить часть бухты возле лабораторского пляжа прочной стальной сеткой, перекусить которую было бы не под силу даже белой акуле. В этой купальне и плескались в свободное время жители лабораторного городка.

В реке не купался никто, кроме начальника охраны Челюстных. Её воды были леденяще холодны и в один миг сводили ноги. Челюстных, в основном чуравшийся людей, находил какое-то непонятное удовольствие в том, чтобы проводить почти весь свой непродолжительный досуг на берегу Ледышки, как называли речку все остальные жители лабороторного городка. Он был готов подолгу смотреть, как она низвергается шумным водопадом с коричневых горных склонов и стремительно несётся по блестящим на солнце камням в сторону моря. Он даже обладал какой-то нечеловеческой способностью подолгу плавать в этой реке, в которой любой другой человек быстро пошёл бы ко дну, будучи не в силах ворочать сведёнными руками и ногами. Челюстных положительно любил эту речку. Столь же сильной была его страсть к горам. Он облазал весь горный хребет, знал все перевалы, расщелины и долины. С ловкостью скалолаза, безо всякой страховки, он карабкался по почти отвесным стенам, цепляясь пальцами за неразличимые глазом выступы и трещины. Быстрее его по горам могли бегать только дикие козы, которых там водилось превеликое множество. Откуда они попали на остров, было неведомо. У туземцев домашних коз не было. Приходилось лишь строить догадки, что козы когда-то были завезены на остров европейскими мореплавателями, да так там и одичали. От самих же мореплавателей не осталось ни следа.

В лес ходили крайне редко, почти никогда. Он был непроходим и кишел ядовитыми гадами. Чтобы углубиться в него, приходилось вовсю работать мачете, прорубая дорогу сквозь толстые лоснящиеся лианы и колючие ветви кустарников. Полчаса ударного труда и вы продвинулись на целых двадцать метров. Однажды в лес упал транспортный самолёт, отнесённый туда сильным порывом ветра. На поиски экипажа был снаряжён отряд из десяти человек. Почти двое суток они пробивались к месту падения, которое находилось всего в нескольких километрах от лесной опушки. Когда спасатели, наконец, растратив все свои силы, добрались до самолёта, они обнаружили лишь обглоданные кости троих членов экипажа. Тело четвёртого так и не удалось отыскать. Кто столь тщательно отполировал косточки несчастных, осталось неизвестным.