Дождь

Дождь



Когда, в виду вокзала и тюрьмы,
чадит Чернобыль-сталкер за плечами, -
да сфинксы мы, да, египтяне мы
с пропащими фаюмскими очами.
Там, где не хочет знать своё дитя
навек остолбеневшая держава,
там ожиданье Божьего дождя,
потребность омовенья - долг и право!

И хлынет ливень тёмною стеной,
и и будет семь ночей и дней нещаден.
И не оставит ползать ни одной
из плосколобых пустоглазых гадин.
Два сгинут, ибо в сердце их - дыра,
а двести - лишь за то, что молчаливы.
Стрекочет смертник-счётчик. И пора
делить на вечность жалкие поживы...




Прядильщик


В июньском тополе сороки тарахтят,
и в каменном дворе горланят дети.
Никто из них - лишь ты один - в ответе,
мой шелкопряд, за полный звукоряд!
Ты - червь и Бог на тутовом листе.
Узорчатые нити Поднебесной
на ощупь - дух. Не узко и не тесно
снам и снованьям в шёлковой узде.

Похоже, раньше срока не склюёт
тебя Господь голодным птичьим клювом.
Над шелкопрядом и над стеклодувом
защитен родовитых радуг взлёт!
И вот он, рай, - любой случайный звук
вплетается в пряденье совершенства.
И жертвенность уже равна блаженству,
и женственность натягивает лук.