Прибежище лохматого отшельника. Астр. хроники-7

Иногда при входе в астрал сознание включается не сразу, а постепенно. Чаще всего при этом путешествие начинается как обычный хаотический сон, постепенно переходящий в осознанное и управляемое видение.
Так было и на этот раз. Вначале какие-то неопределенно-расплывчатые тоннели переходили один в другой, меняя формы и размеры, видимые как будто сквозь туман. Сознание при этом практически отсутствовало, лениво наблюдая эту чехарду, не помня ни себя самого, ни где оно, ни зачем оно здесь. Затем тоннель трансформировался в коридор определенного вида – узкий и высокий, - и обрел устойчивость. Он был высечен в камне – светло-желтом песчанике, и вел, сворачивая под прямыми углами, сквозь череду зал, различных своими величинами и очертаниями. И путь, и комнаты были освещены множеством факелов, вдетых то там, то сям во вбитые в стены медные кольца.
В некоторых залах попадались люди. Они не торопясь переходили с места на место, разлядывая небольшие каменные возвышения-пьедесталы, на каждом из которых была выставлена какая-нибудь диковинка – предмет или даже человек или группа людей, чем-то замечательные. Да, я не сказал – одежда большинства гостей – а это были именно гости на приеме, что легко было угадать по их поведению, одинаковому для такой ситуации во все века и эпохи, - была весьма пестрой, но преобладали наряды восточные и легкие, как правило, египетского или малоазийского вида. Хозяина нигде не было видно. Я двинулся среди гостей, обходя залы. По тому, как те проходили мимо меня, бросая изредка заинтересованные взгляды, я понял, что они меня видят в теле, подобном их собственным телам.
Однажды я зашел на нечто вроде полубалкона-полумансарды, открывающей чудесный вид на городскую площадь с высоты, соответствующей примерно шестому-седьмому этажам. Подо мною был высокий и узкий вход в здание, в котором мы находились, а по обе стороны от балкона стены уходили вниз с легким наклоном, так что мне удалось представить, как это выглядит снизу, со стороны города. Получалось очень похожим на те египетские храмы и дворцы, которые мне доводилось видеть прежде, но только в плачевном полуразрушенном состоянии. Здесь же все было полно жизни и людей. Кроме того, краски исторических сооружений давно поблекли или совсем исчезли, а этот город и сам дворец и снаружи, и изнутри был разрисован искусно и довольно ярко.
В одной комнате народу было более, чем в прочих, и они все говорили мало и стояли неподвижно, смотря очень внимательно на невысокое каменное возвышение. Это было необычно, и я, заинтересовавшись, приблизился. На помосте танцевала девушка-рабыня, одетая только в узкий набедренник, с большим разукрашенным париком на голове. Я понял, что это разновидность танца живота – но как он был далек от того примитивного убожества, что показывают нам развязные турецкие танцовщицы. Она танцевала, не сходя с одного места, в среднем темпе, размеренно чередуя напряжение мышц в некоем сложнейшем ритме, и только время от времени меняя позицию рук или ног. Ритм был волшебным и гипнотически-завораживающим. Движения были так пластичны и отточены, что казалось, будто она не движется, а перетекает и колышется в потоках идущего откуда-то воздуха, и чем больше я смотрел на нее, тем сложнее было отвести взгляд. И при этом в ее танце совсем не было скотски-грубой сексуальности дочерей кочевых народов, обычно исполняющих у нас нечто подобное – ее танец был магической мистерией, прекрасным и очаровательно-чистым гимном красоте женского тела.
Двое гостей подошли ко мне и начали обсуждать достоинства моего собственного тела, бесцеремонно щупая его за бицепсы и плечи, всячески восхищаясь искусством создавшего его хозяина вечеринки. Я посмотрел немного вниз, на самого себя, и увидел, что очень высок, выше гостей, и атлетически сложен. Но видимо, в ту ночь осознание моего присутствия в астральном путешествии было не совсем полным – я не сразу понял, что совместил свое “Я” с кем-то из присутствующих. Такая бесцеремонность возмутила меня и я оттолкнул зевак. Но они ничего не поняли и продолжили свое занятие. Тогда я просто схватил одного из них и скрутил его буквально в груду узлов, причем тело его оказалось гуттаперчиво-резиновым, принимая ту форму, в которую я его связал. Но он тут же развязался сам собой и истошно завопил, зовя на помощь.
Толпа расступилась и передо мной предстал сам хозяин дома. Это было видно сразу по ощущению силы и мощи, исходившей из всей властной его фигуры и из-за невидимого потока творческого света, буквально излучаемого его глазами. Но одет он был не как все, а в какую-то серую мешковатую власяницу, подпоясанную простой веревкой. Он был очень сердит, лохмат и бородат настолько, что можно было подумать, что ножницы не касались его волос лет двадцать. Одного взгляда ему оказалось достаточно, чтобы понять ситуацию, и в свете его осознания и сам я успел понять, что он думает, и что знает, и что я пришел на это вечер незваным, хоть и не намеренно и занял одно из тел рабов.
Весь этот мир был его сферой существования, в которой он был царь и бог. Вот только я не успел понять, то ли это была его посмертная сфера бытия, то ли он сумел еще при жизни уйти в нее при помощи какой-то мистической практики, создав себе вечное прибежище по своему вкусу и разумению. Я был здесь лишний. “Убирайся...” - рявкнул хозяин не очень, впрочем, сердито, а как-то буднично, словно астральные посетители уже не впервые приходили в его мир и изрядно надоели ему. Мягкая сила подхватила меня и вынесла... нет, не в бодрствующее состояние, а в еще одну чужую сферу послежизни – но об этом как-нибудь в другой раз...