Я поднималась со дна...

       Я поднималась со дна, как ил, мутью заражая воду...
       Берег полный песка шумел, бархатал, горлом выплевывая волны.
       Кто знал, что приближение моря это вымысел суши? Она ласкала слух его плеском, читая по открытым ладоням слишком хорошо, многое говоря глазами.
       На пляже не было ветра. Серые стебли, как вросшие в землю корни, млели кривые и бездвижные. Это обреченность, она подстерегала меня на каждом шагу. Мерещилась в случайных линиях мокрого песка, пряталась в мерзлых каплях стекающихся сумерек.
       Меня встряхивали и накаляли, поджигали, чтобы я взлетела, прощали, отравляя нёбо поцелуями. А я не летела. И не прощала. Я дешевела, обеззараженная отчаянием. У меня ломило плечи от взглядов мужчин, магнитов их душ и слов. Таять можно - в свече стеарином, чернеть копотью смятых простыней, головокружений. Но я щербилась и вяла от подвигов, с безнадежностью забросив в стол все невскрытые коробочки полушарий. Мир моя идея. Или наоборот...
       Сырело Я, темное и холодное... С утра на шпиле пеленговала: день! А теперь солнце пало в пыль шагов горизонта, и я съела все губы, пытаясь сомневаться в приближении ночи и моря... Хлюпнуло пощечиной безвкусия и подвоха внезапного уродства. Его плоды тонули во рту с привкусом табачной гнили ядерного облака. Да разве об этом речь...
       Море пенилось, возражало, смеялось. И не я в этот раз выбирала, как разговаривать с ним. Мне бы расслабить плечи... Забыть все слова и ответить мягко - трогающе, чтобы задело море. Избегая речи, звуком, истерзано и громко, забытой струной. Тебе...
       
       
       - Мне так больно в тебя всматриваться.
       
       
       Все наполняется запахом страшных синих волн. Глубиной дна ада моря. Его пронырливой музыки хватит, чтобы захотелось жить - жить, не дыша воздухом. Удушье уносит год, меня не останавливает зеленая соль моря. И оно начинает ... оно поет ... Дышит со мной в вой... говорит... и я пьянею... Тональное "э-э-э" переходит в "и-и-и", но это еще не взрыв.. Выше! Ну же, выше! Раз глубоко, то ты можешь взлететь. Раз синее, то мы сможем летать вдвоем.
       Но я только молчу.
       
       - Чтобы увидеть мир ты должна...
       подняться со дна...
       
       
       Зачем ты говоришь со мной! Я вырву все красные цветы, я ненавижу розы, растения с шипами жгут! Только мне, почему только мне ты даришь алые розы?! Багровые цветы со стружкой паленой крови, бесценной привязанности битого сердца. Мне не сгореть уже. Не пробуй.
       Подняться - разве я могу не услышать. Чей бы голос это ни был. Я все равно лечу на свет, ослепленная любым чужим желанием силы и совершенства. Это море. Меняется и вытягивает, не ломая и не спрашивая, с вежливо-безразличной японской улыбкой.