Ловля, часть вторая

Пыльная комната.
Часы на верхней полке тикают.
Пыль кружится в воздухе, как хлопья снега.
Но дышать совершенно не пыльно.
.
За стеклом серванта - три большие засушенные стрекозы.
Очень красивые.
В то лето было много стрекоз.
Так много, что они иногда влетали в комнату и не могли вылететь.
Через пару недель обнаруживались в неожиданных местах.
На шкафу, например.
Уже высохшие, в немыслимо эстетичных, каждый раз разных позах.
Я тогда узнал с удивлением, что смерть способна быть красивой.
Мы их осторожно, чтобы не сломать, брали руками и помещали в сервант,
за стекло, на большое железное расписное блюдо.
И они лежали там много-много лет.
.
По утрам в мае, еще до света, за окном пела птичка.
Пела она так (я не шучу):
"пти-чка, пти-чка, пти-чка...", пауза и опять то же самое.
Или так "пти-чка, пти-чка, пти...".
Видимо, для нее эти звуки были бессмысленны,
поэтому она и частенько обрывала слово на первом слоге.
Больше нигде я не слышал такое пение.
И как называется эта птичка, тоже не знаю.
Может, это потомок того волнистого попугайчика,
который сбежал (улетел) из клетки, когда мне было лет 11?
До того, как он исчез, я безуспешно пытался научить его говорить,
но точно помню, что слову "птичка" я его не учил.
.
Как-то, таким же, как сейчас, ранним-ранним майским утром,,
дописывая дипломную работу,
я полулежал на полу и сортировал листки.
Было часа четыре-полпятого, спать не хотелось совершенно,
я чувствовал творческий подьем, и вдруг подумал, что сейчас похож на мастера,
дописывающего роман о Воланде (весьма самоуверенно, да).
И тут за окном запела "пти-чка, пти-чка".
И сочетание этой мысли про мастера, разбросанных по полу исписанных листков,
веющей из открытой форточки легкой свежести,
декоративных стрекоз в серванте и первой утренней птички за окном
произвело волшебное впечатление.
Я понял, что навсегда запомню этот миг.
Так и случилось.

P.S.: Будет время, расскажу про то, как, залезши на шкаф за стрекозой,
я случайно распахнул его верхнюю дверцу
и обнаружил там новогодние елочные игрушки,
"дождик" и пластмассового деда мороза и замер,
вспомнив, что когда-то, в раннем-раннем детстве
я точно так же залез на тот же шкаф (кажется, чуть ли не в первый раз в жизни),
так же случайно распахнул верхнюю дверцу и увидел те же самые игрушки,
и какое впечатление на меня это произвело.
Увиденное перевернуло мой мир;
я не мог тогда выразить словами - почему,
но осмысление того, что праздник - вот он, лежит, пылится, повергло меня в шок.
Я нашел Новый год в середине лета.
Я хотел сказать о великом открытии всем, но так и не нашел правильных слов.
А, неожиданно попадя в ту же ситуацию много лет спустя,
вспомнил этот позабытый шок и застыл на шаткой табуретке,
с пластмассовым дедморозом в одной руке и сухой стрекозой в другой.