Бессмысленность

Посвящается Вовчику, Паше и Шрайку

Молодой человек шагает по глубоким сугробам, отчаянно сопротивляясь ледяному ветру и собственному опьянению. Он часто останавливается, будто в замешательстве, и меняет направление ходьбы, из чего легко можно заметить, что он либо заблудился, либо ослеп. У молодого человека длинные, спутавшиеся от грязи и инея волосы, спадающие на лицо и скрывающие его в тенях. Кругом темно и очень холодно. Молодой человек одет более чем странно: на нем острые, вполне современные, ботинки, джинсовые шорты и… красный гусарский колет времен Наполеона. В одной руке человек сжимает початую бутылку ни-то виски, ни-то дешевого вермута. В другой – здоровенный, сверкающий холодным металлическим блеском, револьвер. Раздаются первые нарастающие аккорды слезливой рок-баллады. Человек останавливается, ежится от холода, выдыхает в мерзлую тьму пар изо рта (или сигаретный дым?), и вновь делает шаг на встречу ветру, снегу и тьме.
Злая ирония жизни состоит в том, что буквально все в образе молодого человека кричит о том, что он здесь умрет. Выпивка в початой бутылке не принесет ему пользы – она даст иллюзорное тепло, забывшись которым, он скорее заснет жутким холодным сном, что бы обратиться в ледяную статую и уже никогда не проснуться. Пистолет тоже в данных обстоятельствах совершенно бесполезен (даже если был заряжен полностью) – кругом явно не в кого стрелять, зато соблазн застрелиться становится тем сильнее, чем меньше тепла остается в мышцах и венах. А его странная одежда… Создается впечатление, будто молодому человеку пришлось откуда-то спешно убегать и он не успел полностью снять один костюм и одеть другой. Схватил пистолет и попавшуюся под руку бутылку, а после, в чем был, спешно удалился в морозную ночь. Одежда оказалась столь же бесполезна, как пистолет и бутылка – колет и шорты, совершенно не подходя друг к другу, вместе одинаково не отвечали жуткой погоде с ветром, морозом и снегом. Молодой человек содрогался под порывами ветра от холода и каких-то судорог, а вокруг была лишь зимняя ночь и ни одной живой души. И вдруг до зрителей доходило, что шагает парень к своему собственному мраморному надгробью, занесенному снегом.
Песню и этот клип одно время очень часто крутили по телевидению (из радиоприемников песня иногда еще звучит и по сей день). Песню знали буквально все, клип тоже видели почти все хотя бы однажды. И, естественно, никто не заострял внимание на странном, лишенном всякого смысла, образе, появляющимся в самом начале видеоряда. Никто, кроме него – человека, с годами узревшего в этом образе себя самого, а заодно и всю свою жизнь. Иногда ему казалось странным, что вся палитра переживаний его земного пути уместилась в три секунды какого-то клипа. Это простое наблюдение постоянно напоминало ему о том, сколь примитивна и не оригинальна на самом деле его натура.