О кленах и дубах

Застой: и, кроме водки, – ни хрена.
В автобусе у заднего окна
Два дядьки пролетарского формата
Насыщенным дышали ароматом.
Невольно, оказавшись их соседом,
Я стал свидетелем беседы.
Один был молодой, но с сединой в висках,
Сухой и желтый, как сосновая доска.
Он другу говорил, с большим душевным жаром,
Что сволочь их завгар, давить таких завгаров.
В неистовых глазах стояли слезы –
Видать, завгар конкретной был занозой.
Второй на первого был совершенно не похожий.
Как говорят, не в унисон:
Голубоглазый, с доброй красной рожей
И круглой, словно колесо.
Он слушал горестные речи
И друга обнимал за плечи.
Едва-ль он понимал товарищеской боли,
Про баб ему бы лучше, о футболе.
Однако, другу он не возражал,
И скорбь его всем видом отражал,
Делясь печалью друга неподъемной.
И голос у него - то ласковый, то томный,
Гудел баритональною струной:
“Ах, клен опавший, клен ты мой родной!”
Прошли года. Я еду на трамвае.
Два чудака друг другу изливают
Сомненья девственных своих умов и душ.
Городят чушь.
Один ругает Горбачева,
Другой, буровит в мировых масштабах,
Я думаю: “Ребята, чо вы?”
Я думаю: “Уж лучше б вы о бабах”.
И хочется утешить их, сказавши,
Как в те былые времена про клён опавший.
Но времена теперь иные.
В них кленов нет, одни дубы дурные.