Жизнь...

Лягушка сидела у самого берега, она не была слишком зеленой и не была слишком уж пупырчатой. Она не нежилась в лучах послеобеденного солнца – оно не попадало на этот берег из-за высоких и плотных кустов, окаймляющих запруду – а просто смотрела на берег своими круглыми влажно моргающими в никуда глазами. Лягушка была на половину погружена в воду, странно прозрачную для городской речки, сквозь которую было видно все подводное царство, причем так отчетливо, что глаза иногда теряли тонкую нить водяной пленки, отделяющую воздух и воду. Сидеть перед лягушкой было неудобно, ноги скользили по высохшей траве и нанесенному половодьем сушняку. Жабка (как я назвала ее для себя) пошевелилась, казалось, ей тоже было неудобно выглядывать из воды, упираясь задними лапками в лежащие на дне прутья. Она переступила ими, но с места не сдвинулась, и лишь плавные круги неспешно разошлись по небесно синей глади воды от ее попытки поудобней устроится перед моим объективом. Я наклонилась к самой воде, рискуя соскользнуть с берега и оказаться непосредственно в среде обитания моей модели, но лягушка терпеливо сносила назойливый взгляд фотоаппарата и лишь иногда, качаясь, пряталась за сочными травинками, торчащими из воды пряма у нее перед носом. Кадр за кадром, Panasonic выхватывал мгновения из недлинного лягушачьего века, чтобы дать им если не бессмертие, то наверняка очень долгую жизнь. А лягушка моргала, глядя куда-то сквозь меня, лишь изредка вздрагивая и вперяясь в меня своими шариками глаз, как будто не битых полчаса сидели мы друг напротив друга. Что видела она там: в молодой листве, в валежнике по кустам, в тяжело выползающей на берег водомерке, в облаках, мерно бегущим по вечереющему небу, в первых комарах, облепивших мне голые плечи?.. Все просто – она видела там то, что я смогла разглядеть лишь сквозь видоискатель фотоаппарата – жизнь, просто жизнь…

P.S. Надолго застынет она для меня цветным отражением во влажной поверхности лягушачьих глазок, с восхищением и спокойствием одновременно, смотрящих в этот мир.