Сумашествие
Раздвоение моей личности
Но не чувствую покаяния
Хоть и страшно до неприличности
Чувствую шизофрении дыхание
И то что схожу я с ума
Но не обращаю внимания
И смотрю на большие дома
Шизофрения рвет меня на части
В душе играют дьявол с богом
За что же мне все это «счастье»
Я с ними говорю высоким слогом
Всеобщее ощущаю внимание
И понимаю это – паранойя
А все за гранью понимания
И не понятно добрый или злой я
Ощутив без причины агрессию
Или внезапную доброту
Я вижу похорон процессию
По разуму,что ушел в темноту
Я как корабль затерялся в море
Куда плыву не знаю сам
А разум мой,мое же горе
Дает команды парусам
Без причины мое сумашествие
А может быть причина есть
Сижу и жду Христа пришествие
Уверен я,что он родится здесь.
Свидетельство о публикации №108050702684
Энк Панк-Радов
Глава первая.
-Одиночество-
Тишина. Уставший рассудок разрушали блуждающие в бесконечном мозговом пространстве мысли, мысли ни о чём. Бессмысленные сигналы, импульсы, посылаемые от одного нерва к другому, просто так, без определённой цели. Сейчас коэффициент полезного действия серого вещества в голове равен нулю. Нет не в том смысле, что я не произвожу в мозгу ни каких комбинаций с мыслями, а как раз таки наоборот, да с такими масштабами – позавидовал бы даже какой-нибудь профессор. Разум тратил много энергии на бестолковые размышления, но результат - ноль, никакой конкретики и чёткости в моей больной голове, окружающем мире.
Всё пространство квадратного сооружения, именно сооружения, по-другому это место назвать язык не поворачивается, заполняет тяжёлый, похожий на свинец воздух –вязкий и плотный; при вдохе приходиться прилагать неимоверные усилия, проталкивая его в лёгкие. Казалось, в нём кроме привычного кислорода были ещё микронного размера стеклянные осколки, при вдохе появляется колющая боль в груди, скрежет стекла на зубах. Вся эта газообразная смесь напоминает зыбучие пески, под тяжестью коих создаётся впечатление упавшего неба, да, да именно неба, с его необъятностью… и тяжестью, которая не просто вдавливает, а сравнивает с полом, в надежде, что я стану частью бетонного покрытия – единым целым! Сквозь ужасающий груз, вглядываюсь в глубину темноты, которая своим безграничным царством, распространяется далеко за пределы моей жалкой тюрьмы. Тьма проходит сквозь обшарпанные стены, и потолок, скрывающийся за её непроглядностью,… а может там и не было вообще ни чего. Всё равно пытаюсь разглядеть, что находится по ту сторону чёрного небытия. От напряжения глаза чуть не вываливаются из орбит, и кровеносные капилляры зрачков перенасыщаются кровью. Глаза становятся янтарного цвета, хочется орать. Орать так, что бы голосовые связки разлетелись в клочья, на лохматы, но орать не от боли, а от безысходности, не понимания всего происходящего.
Тишина. Здесь нет окон, даже подобия на них. Да и зачем они сумасшедшему? У него в мозгу рождаются собственные миры, со своими красками и причудами, горизонты которых не имеют границ. Конечности мечтают о свободе, которую в свою очередь не даёт смирительная рубашка. Мышцы сковывает лекарство, введенное в вены, и призванное успокоить разбушевавшееся тело, живущее последнее время само по себе. Сердце выбивает ритм марша, оно тоже хочет, разорвав плоть и рёбра, вырваться и подышать чёрным воздухом. Ему это почти удалось…. , если б не рубашка. Вдруг она стала приобретать, рубиновый цвет, набухая кровью, белая материя начала сама кровоточить. Под ней , на полу появляется маленькое красное озеро в котором кипит своя жизнь: лейкоциты, тромбоциты и ещё всякая живность, ведущая в нас свои войны за выживание.
Стены содрогаются от треска ткани и плоти. Эхом разносятся омерзительные звуки, отражаясь, толи от стен, толи от плотного воздуха. Сердцу очень хочется свободы, надоело вести рабскую жизнь во благо существования и процветания другого организма. Я, по его мнению, паразит. Оно жаждет независимости и его можно понять, но не мне!!! Треск всё усиливается, становясь похожим на рёв дикого зверя, находящегося в клетке и учуявшего свободу, да такую близкую, что её можно было коснуться, от чего желание быть свободным лишь усиливается.
Самое страшное не то, что тебя раздирает изнутри, а ты не можешь пошевелиться и наблюдаешь в бессилии, страшнее понимать – это есть плод воображения, но чувствовать при этом реальную боль.
Кровавое озеро разрастается, постепенно заполняя всё комнату, превращаясь в океан; ртом пытаюсь жадно ухватить последние глотки воздуха. Я погружаюсь в свою же кровь…. , и откуда во мне столько ,чуть солёной на вкус, жидкости?
….Очередной приступ прервали чуть слышные шаги санитара, идущего на обход. Эхо от удара подошвы его ботинок об бетонный пол, удаляется по коридору, я опять остался один на один со своими мыслями.
Алексей Куб 18.06.2009 16:38 Заявить о нарушении