Встреча с героем Девятаевым

Семен Долгинов

За днем проходит день, а в памяти моей
Все четче, до подробности последней
Всплывает всё, что было в встрече той
Как перед сотнями и мной с трибуны выступал герой.

Людей со звёздочкой героя я встречал,
Но их рассказов не слыхал и их самих не знал,
Я так хотел запомнить каждый миг:
Как он вошёл, к трибуне словно через строй проник.

Начало и конец рассказа мы приветствовали стоя,
Ладони отбивая, рукоплеская герою.

Он был такой как все, но всё же не такой
Чуть староват в манере разговорной,
А главное, уж с сильно нездоровым беломраморным лицом,
И возрастом годился большинству отцом,
И ростом много ниже доброй нашей половины.

Он через всю прошел войну.
Он через всю прошёл страну.
Познал победы радость, горесть плена.
И слово каждое впитать готовы мы – его очередная смена:

* * *

«Я расскажу как началась для лётчика война
На фронте разом вдруг не стало фронта.
Подняли по тревоге и меня
Пока я к самолётам добирался, погибли самолёты и семья.

Потом пять дней я пехотинцем бился.
Винтовка-трёхлинейка и трёхгранный штык
В то время были всё моё вооруженье.
И бег, и днём и ночью бег
Пожалуй всё, что нужно было нам,
Чтоб выйти побыстрей из окруженья.

* * *

И снова крылья Родина дала
И в небо я поднялся истребителем.
И снова днём и ночью в бой слала
Защитников, воителей, спасителей.

Дрались за Шостку, город есть такой,
Где для врага готовили мы тризну.
На смерть дрались, забыв покой,
Любя тебя одну – Отчизну.

А враг давил, давил и слал за ратью рать
Мы, как могли, держались, продолжая умирать.
Мы погибали, но уже держали строй.
Стояли в том строю и мёртвый и живой.

Тогда героев не было, а всяк
Боёв, боёв, атак и контратак
Прошёл десятками. Израненных калек
Лишь принимал в короткий отдых лазарет

Был сбит однажды я, и пришёл к своим,
И на полгода госпиталь считал меня родным
Лечили так, чтоб побыстрее в строй
Мог стать с чуть-чуть зажившей головой.

И снова держат крылья в воздухе меня.
И снова оседлал урчащего коня.
И маленький двукрылый самолёт
В тыл к партизанам совершал полёт,

Бросал взрывчатку в логово врага
Себе в укрытье брал лишь облака.
Да смелость и находчивость пилота,
Вот почему живым всегда я возвращался из полёта.

Летал и креп и стал совсем здоров
И оказался вдруг над новым скоростным крылом.
Герой Покрышкин – вы такого знаете друзья, -
Тогда стал командиром у меня,
Нам равных в небе не было тогда.
От взрывов и смертей стонала вся земля,
И всяк, кому доверили штурвал,
Без страха и упрека воевал.

Закончился однажды боевой полет,
Домой, что было редко, без потерь летели.
Но вдруг приказ: «Прикрыть войска!
Бомбардировщикам врага не дать достигнуть цели!»

На исходе горючее, боекомплект иссяк,
Вражья армада рядом.
В машине под перекрёстным огнём
Осколки сыпятся градом.

Горит самолёт, и я за крыло
Лечу с парашютом в обнимку.
Мне бы не жить, мне бы тогда
Вогнать в свою грудь финку.

Смерть не пришла. В руки врага
Я беззащитным попался.
Если б сознание не потерял,
То ни за что бы не сдался.

* * *

И вот он стоит живой
Ведет разговор свой простой
Думает каждый свое:
«Горе его – мое!»

Замерли все, сидят
Слушают и молчат.

Памяти этой хватит –
Такому больше не быть.
В труде сил не пожалеем
Всё… всё… только не допустить…

А летчик ведет свой сказ
И слышу его как сейчас:
«На все решиться готов,
Чтоб вырваться из оков.

Проволока и часовой –
Оставить над головой,
В земле подкопом уйти
Другого не видно пути.

Итак, мы решили рыть.
Подкопом к своим уходить
За каторжным трудом дня
Твердейшая в жизни земля.

Вместо лопаты гвоздь,
Вместо лопаты ложка.
Рыли за метром метр
К свободе тянулась дорожка.

Месяц уж позади,
Скоро сумеем уйти
Но выдал предатель нас
И пробил наш смертный час.

Побои нам и приговор –
Ему маргарин и батон.
Очередь в крематорий заняли
На конвейер смерти стали мы

Как удивлялись тогда
Мы скаредности врага
Им мало с земли нас стереть
Отходов бы в том не иметь

Вместо фамилии номер
Каждому был заготовлен
Этим фашисты нас унижали
Мы, удавалось, кого-то спасали

Достали номер покойника мне
Мой ему подложили
С тем номером в лагерь был послан другой
Смерть чуточку отступила

Морем на остров Узед везли
Там выжать последние силы.
И нет уж больше привычной земли
Вокруг волны пену носили

Ракеты на острове делал враг
По Лондону ими стрелял.
Враг делал все, чтобы о нем
Никто никогда не узнал.

Месяц на острове – я узнаю:
Кто-то мечтает лодку украсть подводную
Морем уйти на большую землю
Бред – я считаю задумку подобную

Где мы подводников здесь возьмем
Незнающему делать нечего в лодке
Самолет -А улететь на нем –
Это уж по моей походке

«Хейнкель», как мало знал я его
В воздухе бил, а рукой не касался.
Но я бояться не стал того,
Что от самолетов известных мне
Он как ночь ото дня на земле
Управленьем своим отличался.

Я был не один. Мне наш бригадир
Володя Соколов помогал отменно.
На кладбище самолетов водил,
Чтобы узнать, я их мог непременно

За надписью надпись, прибор за прибором
В труде рискованном и упорном
Я проникал в управленье секреты
И ждал только случая – где ты?

Свинцовым облаком небо задвинулось
Свирепыми волнами море накинулось
Один самолет на дорожке бетонной
Сейчас же бежать – впредь не будет минуты подобной

Иван Кривоногов взмахнул киркой - убитым лежит охранник
Я первым бегу, а за мной, не чувствуя ног, напарник
Ещё следом восемь разрозненным строем
Бежим, от радости чуть не воем

Самолет на замке – помогла отмычка.
Все одолеть помогла привычка

Аккумуляторов в самолете нет
Привезли аккумуляторную тележку
Ну, вот теперь кажется все
Моторы грохочут в разбежке.

Всем правилам летным назло
Взмыл самолет над островом
Спрятаться в облаках помогло
От огня зенитного острого

И вот мы скелеты
В полосатую униформу одеты
В объятьях советских солдат
Свбодны мы снова, теперь то мы дома – нам выше не нужно наград

Он прошел сквозь холод, смерть и пытки
Плен фашистский пережил
Гневным словом очевидца
Фанатизм и зверства заклеймил

Чтобы память не иссякла,
Чтобы крепнуть миру на земле
Он о плене и войне проклятой
Говорить не устает тебе и мне

Китель речника он носит
Летчикам он друг на век
И свой досуг с молодежью делит
Этот очень скромный человек.