Случай в гостинице

В один из тихих августовских вечеров, когда дневная жара сменилась приятной прохладой, у входа в гостиницу древнего поволжского города притормозило такси, из которого вышел молодой мужчина «под тридцать» - еще вполне себе симпатичный, но уже с отпечатком разгула, совмещенного с напряженной работой мысли, на лице. Он был одет в легкий шелковый костюм салатного цвета, бежевую рубашку, небрежно расстегнутую на вороте, и узкие кремовые ботинки. В руках столичный щеголь держал пузатый коричневый саквояж, которым с несколько деланной вальяжностью размахивал при ходьбе.
Уверенно преодолев нужное расстояние, гость скрылся в дверях гостиницы. Едва зайдя туда, он с той же уверенностью подошел к столу рецепшн и зарегистрировался. Потом взял от портье ключ и, поднявшись на необходимый этаж, вскоре очутился в заранее забронированном номере – полулюкс. По всему было видно, что таинственный незнакомец приехал с какой-то определенной и важной целью, но в то же время отчаянно пытается это скрыть – и, прежде всего, от самого себя. Также было заметно, что это его далеко не первое посещение данной гостиницы и, конкретно, – данного номера.
Оказавшись в номере, гость присел на диван. Свой саквояж он поставил на стул перед собой. Просидев в некотором оцепенении четверть часа, он открыл саквояж и извлек оттуда бутылку виски «Грант». Повертев ее в руках, он грустно усмехнулся и сказал, обращаясь к ней:
- Ну что ж, детка, я вижу ты тоже утомилась с дороги! Ступай-ка, отдохни да приведи себя в порядок!
С этими словами он включил холодильник и поставил в него бутылку с дорогим ему во всех смыслах напитком. За виски туда же последовала двухлитровая бутыль колы. Завершали шествие два лимона.
Номер состоял из двух комнат и раздельного санузла. Вторая комната была меньших размеров и из мебели в ней были только две кровати и высокий шкаф. На одну из этих кроватей и прилег, не раздеваясь, гость из столицы. Проспав примерно два часа, он вернулся в комнату с холодильником и первым делом достал из него лимоны. Взяв из стеклянного шкафа казенную тарелку и нож, мужчина порезал первый лимон и выложил его на тарелку. Затем на свет Божий из саквояжа были вынуты пятидесятиграммовая рюмка-наперсток и пластиковый стаканчик. Налив в рюмку уже охладившейся до нужной кондиции виски, наполовину заполнив стаканчик колой, незнакомец приготовился совершить первый шаг по привычному для него маршруту. О том, что такой маршрут ему привычен, свидетельствовала отработанность его действий, более присущая какому-нибудь отлаженному механизму, а совсем не человеку. Сначала напиток слегка обжег его внутренности, а потом по телу стало расползаться расслабляющее тепло.
Он никогда не смешивал виски с колой – только запивал. Последним элементом «триединой структуры Счастья» для него был тонко порезанный лимон. Существовало и еще одно правило – он никогда не вспоминал о Ней сразу после первого шага. Лишь трижды ступив по проторенному маршруту, он позволял себе добровольно отдаться в плен воспоминаниям.
Так произошло и на этот раз. За третьим безвременно погибшим в полном расцвете своих сил ломтиком лимона гость вспомнил о событиях пятилетней давности. Вспомнил о Той, ради которой не раз в былые времена приезжал в этот город и останавливался в этой гостинице, каждый раз стараясь забронировать именно этот номер…
… Она была не просто хороша собой. Она была пленительна, загадочна и проста одновременно. Ее сложно было разгадать, но этого и не нужно было делать – ее загадка была одной из главных ее прелестей. Другие девушки могли быть красивее, кокетливее, но они не обладали ЗАГАДКОЙ, разгадыванию которой любой мужчина охотно посвятил бы всю свою жизнь.
Они встречались около года – притягательная барышня-юрист из Города на Волге и подающий надежды ученый и поэт из Столицы. Их роман был красив – еще не за одной девушкой он не ухаживал так, как за Ней. Их пара привлекала внимание, они наполняли улицу, по которой шли, каким-то неизъяснимым сиянием, от которого всем прохожим сразу становилось легче на душе. Приезжая домой, он не узнавал привычных для него вещей – вроде бы они оставались такими же, как прежде, но он видел их совершенно другими глазами. Понемногу его жизнь наполнялась смыслом, он переставал быть «плотом, плывущим по течению в неизвестность», он шел дорогой к чему-то Высшему и путеводной звездой для него на этом пути, без сомнения, была Она.
Однажды вечером Она провожала его до гостиницы. Они шли пустынным переулком, ее прохладная ладонь уютно лежала в его руке, Она весело и беспечно шутила, смеялась в ответ на его шутки и смотрела на него ласково-лукаво – в этих коротких взглядах светилось Счастье. Он был расслаблен, беззаботен и тоже счастлив – как оказалось, несколько преждевременно…
… Они появились из-за угла – двое подвыпивших парней. Один едва держался на ногах, зато другой был пьян не сильно – скорее как-то возбужден, взволнован. Именно он заговорил первым, прервав короткое молчание:
- Смотри-ка, Серый, опять к нам заявился столичный гастролер!
Серый в ответ только икнул и в очередной раз покачнулся, грозя упасть в любую минуту. Впрочем, его друга это отнюдь не смутило, и он продолжал:
- Ну сейчас я ему объясню, как это плохо – брать то, что принадлежит не тебе…
С этими словами он подскочил к своему сопернику и одним ударом сбил его с ног.
- Что ты стоишь, идиот, лови девку! – закричал он товарищу, прибавив к своему приказанию несколько более грязных выражений.
Сказанное подействовало на Серого отрезвляюще и он довольно расторопно схватил спутницу столичного гостя и даже сообразил зажать ей рот своими толстыми грязными пальцами. Очень вовремя, так как она как раз собиралась закричать.
Первый заметил это и произнес с глумливой улыбочкой на устах:
- Если хочешь, кричи, сучка, но тебе должно быть точно известно, что в этом месте тебя никто не услышит!
Увидев улыбку своего вожака, Серый тоже угодливо осклабился:
- Какая ты красивая… Ты меня возбуждаешь прямо… - прошептал он на ухо своей пленнице, проводя свободной ладонью ей пониже спины.
- Ей ты там, Серый, не особо-то! Мы потом позабавимся с ней… Вдвоем! – крикнул первый – Вот только с ее хахалем разделаемся…
Доказательством его серьезных намерений стал очередной удар, которым он наградил молодого человека. Тот упал лицом в пыль и на какое-то время затих. Тогда нападавший снова повернулся к девушке и в его взгляде на нее читалась откровенная похоть. Медленно приближаясь к ней, он приговаривал:
- Да, дорогая, сейчас я тобой овладею! Больше ты не будешь кобениться и пудрить мне мозги, крошка! Я возьму тебя – возьму прямо на глазах этого шлепка. И возьму так, что после этого ты никому не подаришь своей красоты!!
От этих страшных слов глаза девушки, не могущей пошевелиться в железных тисках Серого, расширились от немого ужаса.
- Что, боишься?! – расхохотался мерзавец – Бойся! Такой ты мне больше нра…
Договорить ему не удалось, так как в этот момент «столичный гастролер» сумел собрать последние силы и подняться. Мутным взором окинув открывшуюся ему неприглядную картину, он пришел в какое-то подобие исступления. Он знал за собой это состояние и знал, что в такие минуты способен на многое – в том числе, и на невозможное… Так произошло и на этот раз: зверем накинувшись на отморозка, он вступил с ним в драку и дрался, как лев, защищающий все, самое дорогое. Серый пытался вступить в борьбу, но его главарь крикнул ему:
- Держи девку, придурок! Я сам справлюсь…
Справиться с обезумевшим противником было сложно и тогда нападавший (превратившийся к тому моменту в обороняющегося) выхватил из кармана нож и нанес противнику удар. Первая кровь испугала нападавших. Они принадлежали к той породе отморозков, что храбрятся только на словах, а на деле – проявляют трусость. Иначе бы они и не пошли вдвоем на одного…
В общем, едва гость из Столицы был ранен, оба мерзавца взяли ноги в руки и постыдно ретировались с места происшествия.
По счастью, рана оказалась несерьезной: нож лишь едва чиркнул по плечу и он сумел добраться до гостиницы, опираясь на плечо своей плачущей от ужаса спутницы. Им удалось прошмыгнуть в его номер мимо внимательных взглядов портье и регистратора на рецепшн – тоже, надо сказать, редкостная удача. Очутившись в его номере, Она усадила его на диван, заставила снять рубашку, и принялась промывать его рану, более напоминавшую порез. Было видно, что ей уже удалось взять себя в руки, но он чувствовал, как продолжает лихорадочно биться ее сердце под тонкой тканью платья.
- Больно? – спросила Она, с заботливостью матери глядя на своего защитника.
Тот лишь молча покачал головой, хотя больно действительно было.
- А так? – задав свой вопрос, Она нежно поцеловала молодого человека в плечо, как раз рядом с пораненным местом.
- Так… Сладко… - в полном смятении чувств ответил он, привлекая девушку к себе.
… Сейчас, сидя в своем одиноком номере, наш герой в полной мере ощутил подробности той первой страстной ночи любви. Он как будто заново пережил ее, вспомнил длинные темные волосы девушки, ее гибкую, точеную соблазнительную фигуру в бледном свете луны, проникающей сквозь занавески, тонкий аромат, идущий от ее не менее тонкой шеи… Воспоминания были и сладки, и горьки одновременно.
Припозднившийся трамвай, прогремевший за окном, отвлек его от воспоминаний, напомнив о главной цели его приезда.
- Еще не время! – ворчливо бросил незнакомец в темноту и наполнил очередную рюмку виски.
После той памятной ночи прошло около полугода. Они продолжали общаться по электронной почте, обмениваться смс – ками и ездить в гости друг к другу. Понемногу их отношения «входили в колею», становясь чем-то очень привычным. Возможно, эта «привычка» и стала главной причиной разрыва. Возможно, в этом оказалась повинна его всегдашняя глупая ревность. В любом случае, он не помнил подробностей той злополучной ссоры, после которой они не общались две недели. А потом…
… А потом он решил приехать без предупреждения. Приехать прямо к Ней домой. Он отправился в путь, прихватив с собой роскошный букет ее любимых красных роз, весь охваченный невесть откуда взявшейся наивной эйфорией. У него был в руках дубликат ключей от Ее квартиры. Он знал, что в этот час застанет ее дома одну. Однако одну он ее не застал…
Они лежали вдвоем в одной постели, еще не остывшие от любви. Тонкое одеяло не выдержало их игр и оказалось сброшенным на пол. Она была спокойна, а он – тот самый, что напал на них полгода назад вместе со своим другом Серым – был похож на хищного зверя, наконец-то заполучившего в свои зубы желанную добычу.
Он не стал устраивать никаких сцен. Главное в любом случае – сохранять лицо и оставаться человеком. Он не сказал ни слова. Лишь постоял с минуту, глядя на их ошеломленные лица, а потом развернулся и вышел, оставив на пуфике в прихожей ставший теперь бесполезным и за одно мгновение как бы увядший букет.
Дальнейшая его жизнь была проста и предсказуема, как таблица умножения. Гонорары за газетные статьи и помощь родственников позволили ему купить однокомнатную квартиру на окраине столицы. Он стал называть эту квартиру своей «берлогой». Многие девушки оказывались в этой «берлоге», но не одна из них не задерживалась в ней больше чем на одну - две ночи. Дни он проводил в напряженной научной работе, а вечерами прожигал жизнь, растрачивая на самый грязный кутеж все свои гонорары. Так продолжалось около трех лет. Затем он и вовсе перестал покидать «берлогу», кроме как для экспедиций за гонорарами к почтовому ящику и походов в гастроном за углом, случавшихся раз в неделю. Свои труды он отсылал издателям по Интернету. Изредка его навещали родители, но эти встречи не приносили ни им, ни ему никакой радости. Его не радовало даже то, что он понемногу приобретал славу и популярность, выходя за границы «широкой известности в узких кругах», в которых он пребывал до сих пор.
Его редкие друзья сначала тщетно пытались вытащить его «на свет Божий», но, осознав всю бесполезность подобных трудов, отказались от всех попыток. Единственными друзьями для него становились пустые бутылки из-под виски, расставленные по всем углам небольшой холостяцкой квартиры.
Такое самоуничтожение могло бы продолжаться еще долго, если бы однажды в его снах вновь не появилась Она. Он ожесточенно гнал этот образ прочь, но Она не уходила, являясь ему во снах раз за разом. Затем Она стала являться и наяву, он разговаривал с Ней.
- Может быть, это белая горячка? – не раз проносилась эта мысль в его распаленном сознании.
Любой психиатр скажет, что подобным вопросом никогда не задастся действительный душевнобольной: наш герой не был душевнобольным, но он находился в кризисном, опасном состоянии. Состоянии, когда жизнь уже закончилась, а смерть еще не началась. И нужно было сделать шаг в ту или иную сторону. Или вернуться к жизни, или упасть навстречу собственной гибели.
Он решился сделать этот шаг. Вот для чего ему понадобилось вновь, как и пять лет назад, остановиться в этой гостинице. Вот для чего он нарушил почти двухлетний период затворничества. Вот для чего он по возможности привел себя в порядок, побрился, сходил в парикмахерскую и купил себе новый костюм…
Когда к нему пришла эта последняя лихорадочная мысль, за окном уже была глубокая ночь. Он включил свет и, с какой – то щемящей тоской, смешанной с обреченностью, взглянул на массивную люстру, освящающую неверным светом двух из оставшихся в живых лампочек казенную роскошь его номера. Бутылка виски была пуста, лимоны съедены и только кола неясно мерцала на дне бутыли. Затем он снова обратился к своему верному саквояжу и достал оттуда старый толстый галстук. Потом взял стул и поставил его точно под люстрой. Поднявшись на него, он привязал галстук к люстре, соорудив достаточно прочную петлю.
И вот, когда он уже был готов сделать последний решительный шаг, зазвонил его мобильный телефон. Зазвонил настойчиво, не допуская никаких отговорок. Пробормотав что-то вроде: «Даже повеситься не дадут!» гость поволжского города спустился со стула и, подойдя к столику, на котором лежал телефон, и взял его в руки. Сейчас он был похож на юного любовника, которого звонок родителей отвлек в самый ответственный момент…
… В трубке звучал голос, который он не спутал бы не с одним голосом в мире…
Она говорила торопливо, лихорадочно и беспокойно:
- Ты здесь? Ты в нашем городе? Я знаю, что ты здесь! Я… Я… Почувствовала! Ты в той самой гостинице? Если… Если хочешь, я могу подъехать через сорок минут!

Москва, август 2007 года.