Зарисовки

****
Иногда перед глазами картинка из детства: вырезанный на фанере, тонкими линиями по черному лаку: лежащий оленёнок. Иногда чувствую себя таким же маленьким, наивным и доверчивым. И хочется, чтобы мама была где-то рядом, но вокруг только чернота. И все.

****
Смотрю на покрытый снегом старый вяз. На бугристый, изборожденный ствол. На переплетение черных черточек веток и рогаток сучьев, создавших потаенное пространство склонясь под белой, пушистой тяжестью.
Стайка желтогрудых шариков-синичек, посвистав и стряхнув снег с веток, унеслась прочь. А вяз, вдруг окутавшись рыхлым облаком оседающего снега, отрывается от земли. Эффект падающего в безветрии снега: кажется, что все парит в воздухе и душа, следуя этому всеобщему движению, поднимается, и комом застревает в горле.

****
Плотные шары мыслей медленно передвигаются по трахеям мозга, раздвигая и натягивая до боли, тонкие стенки разума. Мысленаслоения давят с силой, обратно пропорциональной их полезности и смещают подлежащие пласты подсознания, вызывая в памяти картинки прошлой действительности из чужой жизни. Где я?!

****
Какая-то сила заражает нас мрачным разумом, как вирус абстрактного сюрреализма, выливая на неприкрытые скепсисом мозги, неисчислимые полчища опарышей псевдоважных призраков, бывших в употреблении мыслей, облекая их в форму железнодорожных путей в полуночном депо.

****
Сейчас его мирком стала ванная комната. Здесь у него есть вода, бьющая из крана неистовой струёй, и несвежее полотенце, а еще с ним его боль. Сдавленные рыдания сотрясают хилое тельце, скрючившееся на холодном кафеле пола. Опухшие и покрасневшие газа едва различают окружающее, воздух с трудом прорывается в судорожно дергающиеся легкие. Больно.
- Я здесь, не лезьте ко мне! Я хочу быть здесь!
Сейчас это его мир, расплывающийся за пеленой слез. Слезы мешаются с соплями. Безобразно-стыдно корчиться на полу.
- Пусть!
Больно от бессилия и безысходности. Бессилия что-либо объяснить, что-то понять и, все изменить.
- Вот вам мои чувства. Вот вам моя душа, - это она валяется здесь.
Болит разбитый лоб - стенам безразлична его боль.
- Зачем вам моя боль? Я сильный, я могу терпеть, но и терпению надо отдохнуть.
Прореветься, умыться отрезвляющим напором воды и... Опять в тот мир, за белую дверь ванной, в мир, где его не ждут. Ледяная вода обжигает нечувствительное горло, сведенное рыданиями. Лицо горит, сердце стонет от стыда.
- За что мне это?
- Возьмите, препарируйте! Заберите эту поношенную душонку, не способную ни к чему.
За дверь, в свет! В мороз!

****
Абстрактная словопись. Блестящая жемчужина мысли выкатилась из навозной кучи безмолвных шорохов. Я подобрал ее и вставил в оправу из невысказанных слов, и она потеряла блеск, став просто красивой. Положив ее в футляр логики, я не увидел в ней смысла. Тогда я нанизал ее на цепь практичных размышлений, и она стала полезной, но потеряла красоту. И увидев ее серость и непривлекательность, я положил ее в кладовку - авось пригодится. Благополучно забыв о ней, я вытряхнул ее вместе с пылью неликвидных междометий. Узнав ее в устах того, кто очистил ее от шелухи и мусора. - Это же моя мысль, - спохватился я, шаря в карманах памяти, и, не найдя - я понял, что безнадежно потерял смысл. Радовало только то, что кто-то нашел его!

****
На каждом из нас надет панцирь нарочитого цинизма и наплевательства, для защиты от давления этого мира - мира испытаний. И снимаем мы его только на природе, в одиночестве. Чтобы неприкрытая наша сущность не пострадала от жесткого излучения мира - мира продуктов распада. А на природе нам не от кого прятаться. Ушёл в степь, подальше то всего, разинул рот вывихнув челюсти. А-А-А-А, рвётся из тебя наболевшая душа. Закрыв глаза - вперёд, сшибая жёлтые головки одуванчиков, метёлки и колоски трав. Упал, раскинув руки, вдыхая аромат разнотравья до боли в груди. Каждой клеточкой впитывая солнце. А над тобой километры голубой бездны с облаками, живущими своей жизнью. Плотными и тяжело-ленивыми. Легкими и быстрыми, пронизанными солнечными лучами. А какие чувства испытаешь, если с тобою рядом - самый родной твой человек! Человек, который чувствует с тобой в унисон.

****
Когда-то я взял свой мир, свернул вокруг себя и пропал. А мир жил снаружи, развивался, стремился и пересекался, рос и взрослел. А Я?! А я словно был в кинотеатре, на единственном сеансе самого лучшего фильма! Сидел, смотрел, да отвлекся малость. На ерунду! А когда вновь посмотрел на экран, оказалось, что самые лучшие кадры уже прошли и мелькают финальные сцены. Банальная развязка, стандартная и скучная.

****
Вот оно. Приближается новое время тоски по неизведанному. В воздухе все ярче проявляется приближение весны. Капель стала правилом. Неповторимый, на грани чувств, запах. Его невозможно спутать ни с чем. Дыхание просыпающейся земли. Еще не скоро сойдет снег, но и оглянуться не успеешь, а с южной стороны бахрома сосулек грозящая свалиться на голову. Выйдешь, снег кругом, минус, и вдруг - КАП! ЕЛЫ-ПАЛЫ!! Весна скоро! И пусть по утрам дуют холодные ветры, февральские ветры, пронизывают до костей, НО ОНИ ТАКИЕ СВЕЖИЕ!! Скоро Весна! - Думаешь, блаженно закрывая глаза в предвкушении тепла. Не хочу! Спохватываешься, больно ударяясь о землю. Весна не признает одиночества!!!

****
Полдень. Небо чистое-чистое! Стоптанный, посеревший, слежавшийся снег сверкает как новый, заставляя щуриться. Уже смело выходишь на улицу, оставляя телогрейку в цеху. Пригревает! Тихо, ветра нет. Капает с крыши. Тихо, несмотря на гудение станков. Тепло, не смотря на озноб - это от тихого блаженства предчувствия Весны.

****
Хожу, царапая взглядом заплеванный, запятнанный кругами собачьей мочи, втоптанный в землю снег. Зачем мне этот тепло-розовый рассвет? Эти белые сопки вокруг, эти черные, изъеденные Солнцем, обочины? Для чего этот первый день Весны? Эта безмозглая тоска, переворачивающая душу как песочные часы? Душу похожую на бутылку «чебурашку» бледно-зеленого стекла, наполненную густым дымом с плавающей в нем черной, смолистой массой как будто из трубки курильщика. Когда это поднимается близко к горлышку - стекло покрывается сеточкой мелких трещин страха.

****
Я шел сквозь снег и ветер в лицо, с каждым шагом делаясь легче. Я стоял на «Грозовом перевале» купаясь в тугом ветре. Хотелось орать от радости и плакать от тоски! Я ощущал себя частью вселенной, а город душил себя у моих ног! Я пил чай, сидя на камне, и наслаждался его горечью, а ветер рвал серое небо об углы крыш. А потом я шёл домой, всё ниже сгибаясь под тяжестью города и притихший ветер помогал мне нести эту тяжесть.

****
Опостылевшая горечь утраты себя, смысла. Болевой шок после ампутации душевного равновесия. Мозг, наполненный разумом - как стакан с водой, стоящий на лезвии ножа - неосуществимая практически, теоретическая возможность, ставшая насущной проблемой.

****
Поиски разницы между знанием и мудростью - то же что поиски разницы между детством и старостью, началом и окончанием. Аллегория: Вы заходите в подъезд дома в 1000 этажей - это теоретическое знание! Поднимаетесь по лестнице до конца - это практический опыт! На верху вы смотрите на пройденный путь - это осознание! А мудрость приходит, когда вы понимаете, что лифт работает! НО! Если ехать на лифте - не будет ни опыта, ни осознания, ни мудрости!

****
- Все равно отыграюсь! - думал взъерошенный мальчишка с выгоревшими на воздухе вихрами, размазывая по пыльному лицу слезы и шмыгая курносым носом. Он спешил домой, поддевая пальцами босых ног слежавшиеся, мягкие горки теплой дорожной пыли. Дома его ждало Чудо! На прошлой неделе его из дальних стан привез отец, куда он постоянно ездил по делам Службы контроля. Это был новый шарик для Игры! На первый взгляд, в нем не было ничего замечательного, даже наоборот. Обычный, глубоко прозрачно-черный. И бусинок всего девять, все в одной плоскости (что не очень ценилось в Игре). И центральная искра небольшая и желтоватая. Но, как-то ночью, мальчишка обнаружил одно удивительное свойство шарика: если как в Игре пристально на него смотреть, кажется, что летишь сквозь пространство, и бусинки становятся ближе. Но это происходило с любым из шариков. С этим все было сложнее. Если смотреть на него под одеялом, в полночь, лежа поперек кровати, повторяя неизвестно откуда взявшуюся в голове белиберду, со странным сочетанием незнакомых звуков, но имеющую большое значение: «Жизнь прекрасна и удивительна!», то одна из бусинок начинала вдруг увеличиваться, занимая постепенно все поле зрения. И тогда казалось, что паришь в небе над странными пространствами, угловатыми горами или над сине-зеленой волнующейся поверхностью. Иногда мальчишка видел странных существ, которые суетились, занимаясь чем-то непонятным. Мальчишка видел то зелень и ленты блестящей синевы, то дым и пламя. И тогда он забывал о времени, пытаясь понять этих странных, нелогичных существ, которые называли себя «человек». Он не понимал, откуда он это знает. А на окне, в потертом холщовом мешочке, висела остальная коллекция его шариков. Там были великолепные экземпляры величиной с грецкий орех, порой с двумя искрами в центре вместо одной. То с множеством бусинок по всему шарику, то просто с переливающимся, всеми мыслимыми цветами, туманом, с еле видной искоркой в центре. И было у его любимого шарика еще одно непонятное свойство: мальчишка пытался поделиться своей тайной с друзьями, но никто, даже он сам, не видел ничего замечательного днем! Обычный шарик для Игры, с обычными горошинами бусинок. Но он знал, что скоро подрастет его маленькая сестренка и тогда, он покажет ей удивительный мир чудесного шарика с зеленовато-голубой мерцающей бусинкой, третьей по счету от желтоватой искры «Солнца»!

****
Килька плавает в томате-
На троих она одна!
Если мы «тушняк» забыли-
Сварим суп из топора.
Мы росой напьемся вдоволь,
Коли кончится вода.
Сопки, поле, море, горы.
Непогода - не беда!

****
Хочу усилитель, колонки, звук. Чтобы даже собственных мыслей не слышать, что бы звук стал воздухом. Включить «металл» - что бы в клочья, в кровь, в пыль. Когда сидел на камне думал, нет, ощущал себя и понимал что это временно, и плакал; потому что надо было возвращаться, и решать. Что! Как! Я до сих пор не знаю этого. К чему все эти ужимки, проверки? Даль! Небесная, степная, сопочная даль! Прелесть нашего леса в том, что он кончается. Свободно сидеть вот так. Неподвижно. Чтобы никто не видел, не трогал! Тетерев под ноги. Ветер в лицо. Запах прелой листвы, снега, камней. Тишина! Тишина, звенящая жаворонком, шуршащая тающим снегом, движением воздуха ворошащего старые листья. А там, вдали, сопки, сопки, сопки! Как бурное море. Валы с белыми макушками и ледяными всплесками синих скал! Все застыло, недвижимо. И жутко, и вдохновенно от ощущения, что они оживут! Ветерок качает поскрипывающие, растущие на камнях и оттого корявые, березы и осинки. С одинокими, звенящими на макушках прошлогодними листочками, высохшими до стеклянной хрупкости. Бездонное небо и облака. Камни. Теплые, шершавые, родные. С разноцветием ярко-зеленых лишайников. Нагромождение суровых камней. Они не любят беспечных и геройствующих. Их нужно уважать. Они любят тишину, они ЗНАЮТ! Здесь нет места Городу. Он чужд здесь как пятно мазута на снегу! Пытаешься избавиться от него, а он липкий и грязный, настойчиво напоминает о себе. И кажется, что его нет здесь, только березы и тетерева, талая вода и мох, но он рядом, там за этой сопкой! Бессилие. И опять идти ТУДА! Нет, граница, Рубеж, не на Грозовом перевале, он в себе! Носишь его с собой как старый шрам. Шрам от чего? Когда родился - его не было? Здесь не нужно думать, здесь надо быть.

****
Мокрые, от идущего слякотного снега не долетающего до земли, деревья. Они темно-зеленые, упорные, живые. Вокруг железо и кирпич, а они живут. Холодный, сырой ветер с дождливо-ледяной сыпью. В лицо. Идти, не останавливаясь, обходя все человеческое. Почему это невозможно? Потому что человек? Убедите меня в своей необходимости! Я знаю ее, но вы?! ВЫ! Убедите меня в этом!

****
Куда же уходит детство? Когда? Открываешь глаза, а одеяло стало коротким. Все взрослое - одежда, заботы, книжки, проблемы. А внутри кто-то топает ножкой и ревет, размазывая кулачком слезы. В голове ещё туман от только что виденного сна. Такого уже далекого, маленького, но, почему-то такого нереально-огромного. Застилающего глаза. Трясешь головой, пытаясь проснуться и рискуя вытряхнуть остатки мозгов.

****
Пытаясь уйти от жизненных перипетий, человек, подобно моллюску, прячущемуся в створках раковины, укрывается за стенами своего иллюзорного мирка. Это помогает на какое-то время, но жизнь идет, и настает момент, когда уже невозможно уйти от необходимости решения проблем. И тогда человек начинает судорожно искать опору, того, кто поможет, поймет. При этом, сознавая, что он один в своем мире. И как бы не было трудно, но нужно открыть двери и сделать первый шаг наружу, и научиться жить в огромном мире. Кто знает, может первым открытием в нем, окажутся друзья, ждущие у порога?

****
Я всего лишь продолжение мира, с генетической памятью всей его праведности и подлости. Один из множества его отростков наделенных разумом среди мириад атавизмов не способных к благоразумию. Совершающий неоправданных глупостей, подчиненных одной общей цели, больше, нежели осознанных поступков - прямых шагов на том же пути в неизвестное. Где встретится тот, кто укажет, в чем собственно смысл и цель этого движения? Или осознание важности конечного результата и есть смысл цели? А «конечный результат» - это всего лишь причина для начала движения? Алгоритмы жизненных программ и подпрограмм эмоционально-неразумных отступлений, играющих, иногда, большую роль чем гонки по асфальтовому highway'ю ленты Мебиуса. Нет легких путей и простых решений, и выход всегда там, где быть не должно, в одной из мириад субпрограмм-отростков наделенной теми же алгоритмами, но выполняющей иные задачи. Может быть, посмотрев «Матрицу» я буду думать иначе, а пока мое подсознание переваривает долгожданный пирог информации. Чаще читать надо? Возможно это лишь грань между двумя крайностями - голодом и пресыщением неопределенно растянутая во времени. Нельзя знать все, как нельзя попробовать все блюда - пресыщение наступит раньше и может грозить не просто расстройством желудка, а гораздо хуже. Главное, чтобы вовремя понять - на какое количество «пищи» рассчитан ваш «желудок». Даже жевание жвачки может его пресытить до рвоты. В сущности это и будет называться мозговым онанизмом - бесконечное пережевывание одной мысли, без особого результата, лишь вызывая неоправданное выделение «желудочного сока» - неуемной жажды познания, которая не получая дополнительной пищи будет поедать вас. Аллегорические аналогии. И извилины - своего рода кишечник. И не все «газы» зловонны. Своеобразный орган - речевой аппарат. Так - пора подкрепиться пищей физической!

****
- Постучать или нет? - робко думая,
Я стою возле двери твоей.
Только сердце в груди гулко бухает
Отдаваясь эхом от стен.

Я стою у окошка подъездного
Не осмелившись вновь постучать
И уж руку поднял, онемевшую,
А она опустилась опять.

Стукнул раз или два нерешительно,
Только видно что-то не так.
И скребу по стеклу леденелому -
Одиночество. Я. Пустота.

****
Мы спокойно живем, накапливая свои мелкие житейские проблемы и влезая в по уши в грязь, зная, что есть друг, к которому можно прийти запросто и просто посидеть-отвлечься. Отвлечь его от таких же дрязг и поговорить ни о чем, спросить его мнение, запивая все это чайком с домашними печенюшками. Послушать музыку ставшую любимой за долгие годы. А когда он уходит навсегда, внезапно понимаешь, что из твоей жизни был вырван кусок плоти. И где-то в тебе открылась зияющая пустота, сосущая неясным, неосязаемым чувством потери, недостатка. И новые друзья не смогут заполнить это пространство времени, которое ушло вслед за ним, ушло навсегда. Ушло вместе с воспоминаниями о глупой юности, над которыми теперь не с кем посмеяться. Внезапно осознаешь, что ни кто из твоих близких не в состоянии понять тебя так, как понимал он; выслушать то, что выслушивал он; сказать так, как говорил он. Они просто не знают того, что вы пережили вместе, а слова - это просто слова. И только где-то глубоко в душе, что-то сжимается и глухо тенькает как оборванная нить..., когда его не хватает.

****
Одиночество. Звенящее одиночество. Повисшее в воздухе, словно песня жаворонка, кружащаяся в небе как кристаллики сахара в тонком стакане воды с голубой акварелью. Вдали от техногенного шума цивилизации, ватой заложившего уши. Шум ветра в кронах едва оттаявших, но еще не оживших берез. Мягкий шелест прошлогодней травы с перезвоном сухих былинок. Тихое парение орла в опрокинутом небе над головой. Шипящее кружение снега, падающего сплошной завесой, за которой не видно угловатых силуэтов бетонных многоэтажек, словно на экране телевизора после окончания программы. Одиночество, заполняющее до спазмов, до боли в, не вмещающей эту тишину и свежесть талого снега, грудной клетке. Беспредельное одиночество желтого света потерявшегося меж небом и землей под косматым навесным потолком снеговых туч пропитанных Гобийским песком. Желтый свет, желтый снег, летящий вверх под натиском ветра мечущегося в лабиринте мокро-серых стен и распластанных, почерневших от влаги ветвей с коркой наледи с наветренной стороны. Хлопья снега (величиной с фалангу большого пальца взрослого мужика, оставляющие на стекле пыльно-желтые потеки), забившие все видимое пространство мельтешащим хаосом снующих во всех направлениях шмелей и, падающего на землю в ветреном вихре неба. Одиночество, бесконечные кадры одиночества в мире, в себе. И НИКОМУ не нужно это одиночество кроме тебя! Без одиночества просто не замечаешь всего этого.

****
Контрабасом я стану печальным,
Буду сказки бубнить о любви.
Как меня обласкала гитара
Распустившая струны свои.

Говорил я ей нежно - Мензура,
Как люблю я фанерный твой стан.
А она меня обманула,
Только мол, о «мечтаньях мечтай»!


****
Нежилое. В этой комнате не пахнет жилым. Застарелый запах курева и чего-то кислого. Пыль и промозглая стылость. Захватанные, старые занавески памятные еще из детства, жгутом висящие в углу на гардине из оцинкованной трубы со ржавыми болтами распора. Слепые от покрывающего их налета отпечатков грязных рук, засиженные мухами окна с паутиной между рамами. Углы. Заобоинные стены, посеревшая известь потолка с бахромой пыльной паутины в углах и у шнура тоскливо висящего поблекшего плафона. Света нет. Солнце.

****
Ночь ограничивает поле зрения, обостряя слух, давая свободу колдовству запахов, будоража воображения. Вы замечали, как пахнет ночь? Как завораживают ее звуки?

****
Мы всю жизнь учимся быть. Кто кем, но быть человеком не популярно. Почему нам так возвышенно и уютно на руках у природы, так спокойно и мило? Может еще потому, что там мы просто есть, а здесь, в построенном нами мире с нагромождением сложностей, мы всю жизнь учимся быть? Преодолевая и нагромождая. Когда-то и я ходил в походы, но все хрупкое, тихое великолепие природы понял только сейчас, после 10 лет обучения в этом институте социального выживания на факультете межличностных и производственных отношений. И не видно окончания этой учебе с сознанием того, что все мои утопии оказались хламом, что гармония здесь - пустой миф, а свобода предполагает наличие крупных денежных средств. А там, там легко еще потому, что нет напряженного ожидания подвоха - все такое, какое есть. Просто и честно. Нужно только уметь видеть, слышать, чувствовать. Говорят, что дети чувствуют чутче, да, но понимание этого приходит гораздо позже. В отрочестве мы слишком заняты тем, чему взрослые находят нужным нас научить. В это время нам некогда разбираться в себе, мы тонем в массе свалившихся впечатлений. И так, в суматошном тумане все новых условностей и условий, среди недомолвок взрослых и фантазий сверстников, проходит юность - самое богатое на ошибки время. А теперешние впечатления - это смесь воспоминаний из глубин сознания и опыта познания себя через оплеухи жизни. Люди воспринимают их по разному: одни замыкаются и костенеют, другие озлобляются и стервенеют, а третьи учатся быть людьми.

****
Осень! Трепетное, щемящее предчувствие понимания сути; неопределенное, зыбкое ощущение всесопричастности рождающее чистое восприятие красоты, как бы умытое свежестью осенних дождей смывающих пыль усталости земных страстей и утех лета. Чистота воздуха и взгляда вокруг и в себя. Лето - время действия. Осень - время оценок и осознания, время становления. Зима - время анализа, размышления и формирования. Весна - время испытаний, проб и ошибок.

****
Пришел день, прошел день. Апофеоз Луны, обнаженной как глазное яблоко неба. Пыль, снежная, звездная пыль в круговерти нелепицы секунд, осыпающихся сугробов времени. Искристо-радужное великолепие синтепонового пуха девственной белизны, ждущее своих дворников, псов, запоздалых забулдыг. Ментолово-колючий воздух, перехватив дыхание, замер в предвкушении восхода белесого, как глаз алкоголика, светила. Первое похмельное шевеление утреннего ветерка, стремящегося скорее вновь наполниться зловонием испражняющихся труб всевозможных калибров, конструкций и ориентаций, уникальных в своей милой гордости за добросовестно выполняемую дефекацию. День...

****
Огромный апельсин Луны с ярко-оранжевой целлюлитной коркой, лениво сползал за едварассветные грязные кучи подтаявших, ноздреватых сугробов сопок. Небо, румяное как щеки утреннего младенца, начинало свой привычный ритуал омовения в кремово-розовой пене легких облаков, перед рутинной процедурой наложения парадного макияжа бирюзово-голубых тонов, досадливо морщась на старческие складки дымов поднимающихся с погрязшей в хроническом недосыпе земли.

****
Картинки времени. - Какие интересные, яркие явления рождает все-таки наше серое существование! - думал я, глядя на импозантную даму в демисезонном гарнитуре красных тонов. Легкое малиновое пальто; элегантная красная шляпка и развевающийся на весеннем ветру длинный шарфик; изящные красные сапожки и, дополняющие картину, красные лайковые перчатки живо выделялись на фоне невзрачности раскисших мартовских хлябей!...И изумленная реакция двух обалдевших представителей сильной половины человечества, рабоче-крестьянской закваски: « - Во бл...!! Пожарная машина!»

****
Величие и красота еще зимних, суровых сопок покрытых светлым березовым лесом с угрюмыми вставками серого листвяка по берегам Газимура. Ребятишки, в драненьких телогрейках и курточках, в расхристанной китайской обувке, гремящие по наледи на деревенской улице консервной банкой из-под килек, колошматя ее дощечками и суковатыми палками, изображающими клюшки. Их сверстники в Алек.-Заводе, на коньках, оставшихся от пионерского детства родителей, самозабвенно гоняющие по льду реки видавшую виды шайбу разнокалиберными клюшками того же возраста, что и коньки. Расстрелянные до состояния крупного решета дорожные знаки и щит «Берегите лес...» среди закопченных берез. Пегое разноцветие зарослей кустарников и краснотала на берегах Борзянки.
Невесть как оказавшийся среди березняка на склоне сопки, клин разлапистых сосенок, выделяющийся своей темной зеленью на фоне блеклых зимних красок окружающего леса. Жестокие асфальтовые ухабы трассы и изумление нового моста с грунтовым отдыхом еще не разбитых подъездных дорог. (Краснокаменск-Кокуй1-транзит)

****
Слышать тихое пенье ручья,
Слышать ветер и трав колыханье.
Раз услышал в друзьях я себя,
Значит, слышу в себе их дыханье!