В бешенстве от сложенных рук

В дырявом халате за чашкою чая
Сидят, потеряв ощущения рая,
Нелепые люди, способные вслух
Друг другу признаться, что мир уже стух.
И плачут, сморкаясь в цветастую скатерть,
Кричат, заявляют, что с них уже хватит -
Не могут смотреть, как гибнет народ
Из-за инфляции, водки и шпрот.
И дети уходят от нас прямо к богу,
Прислав свое имя письмом некрологу.
Чиновники тратят чужие банкноты.
И бабушкам отменили все льготы.
Еще у нас будет олимпиада:
Там строят трамплин, вместо детсада.
И вообще здесь в России можно лишь красть,
И первый кто делает так – это власть.
Но все эти вопли не выйдут из кухни.
Зажглись где-то мысли и тут же потухли.
Они говорят – у нас дедовщина,
Но какая-то мать воспитала мужчину,
Что бьет табуреткой об череп от скуки
(А у них же потом рождаются внуки).
И какая-то мать – таких миллионы.
И в церкви перед иконой поклоны
Они отбивают, списав себе грех.
Конечно, Иисус обожает нас всех.
Мы помолимся богу и станем выше.
Вы спасали самоубийц прямо с крыши?
Вы вливали свою кровь в вены чужих,
Лейкемией неизлечимо больных?
Вы стояли на площади в крике протеста?
Уступали в метро пожилым людям место?
Вы работали четверо суток подряд
Не за деньги, а за благодарный взгляд?
Вы можете только стонать от бессилья,
Вы участники мирового насилья.
И мне хочется к стенке поставить вас в ряд,
Но я все же верю, что догорят
В вашем сердце желания встать во всю спину.
Подарить прохожему по эндорфину.
Изменить свою жизнь, что бы каждый был рад.
И тогда я возьму эти строки назад.