N. N. II

Ты представь, - зима, где трещат морозы,
под остылой негой уплотняя грусть.
Я слегка встревожен никчемной дозой
и на этой почве решаю - пусть.

Как внезапный росчерк координаты,
шевельнется ветвью сосновый лес,
и, сжимая в кармане кусочек ваты,
я без промедления решаю - здесь

и сейчас. Что, впрочем, вполне резонно,
потому что вдруг разбавляет муть
моментальный промельк твоей персоны.
Остается только успеть сглотнуть.

Бездыханный снова сливаюсь с тенью,
как тогда у моря. В моей горсти
продлевает миг твоего смятения
невозможность что-то произнести.

Невозможность даже. . . Хотя, похоже,
упиваясь прелью твоих одежд,
я уже обретаю участок кожи,
какового ради проникаю меж,

но немного ниже. В таком режиме
мой первичный импульс нисходит в дрожь,
каковая распространяясь шире
формирует твой поднаготный бздеж.

Пароксизма из-за едва ли сразу
преодолеваю срамной порог,
и нервозный сгусток последней фазы
обрамляет изморось судорог.

Изменяя последовательность стадий,
уточняю, какая главенствует.
И теперь хочу непременно сзади,
непременно с песней военных лет.

Про “враги сожгли”, про “родную хату”,
про “сгубили всю”... Вспоминаю, как
надо мной смеялись тогда ребята.

Ты опять в чулочках, и это в кайф.