Про суб-ультра-сверхЕмелю Часть1 глава1...

ПРО СУБ-УЛЬТРА-СВЕРХЕМЕЛЮ -
сказ да присказ, быль да небыльё

.................С благодарностью поэтическому начальнику Павлу Хмаре,
........................................задавшему высоту полета

Повелось с царя-гороха
балагурить скоморохам!

Ради шутки, ради смеху –
все народу на потеху!

Только я не мастер-шоу
что-то делать по большому.

Мир, к примеру, и войну
сто пудов – не потяну!

А чудить да изголяться
мне подручно - как два пальца!

Ща, в народную культуру
что-нибудь набалагурю.


ЧАСТЬ 1
(Глава 1)


Языком я зря не мЕлю –
ёшки-трешки, гей-еси…
Расскажу я про Емелю,
проживавшем на Руси.

Слухи-сплетни ходят-бродят -
называется молва -
что живет в честном народе
один парень, али два…

Не сказитель я, хоть тресну –
это ясно и ежу -
но историю чудесну
все же, братцы, расскажу.

Свищет ветер в чистом поле -
зима-зимушка, пурга.
Задубеешь поневоле,
если делать ни фигА.

Емельян мужчина справный,
коли выпьет не дурит,
в доме он работник главный:
чего хочешь сконстралит.

Хоть собак не грыз в науке,
академий не постиг,
всёж, как говорится, руки
не из ягодиц росли!

И не так, чтоб малохольно,
и не то, чтоб зашибись,
в общем тихо и спокойно
протекала как бы жись…

Но какая-то кручина,
как злодей какой напал.
Грусть, печаль, тоска скрутила
от макушки до пупа.

Курит, кашляет от дыма.
Клавка - верная жена -
ну не то, чтоб не любима,
просто на хрен не нужна.

Уж она вокруг ходила,
наливала самогон,
сексуально заводила,
тыча пальчик в закусон.

Но как будто нет Емели,
глянет - взгляд совсем пустой.
Так томился две недели -
полный финиш и застой!

И однажды как-то ночью
что-то сзади как вошло.
И так сильно, между прочим,
как-то так нехорошо.

Ну как будто бы всадили
иглы тридцать три ежа -
тут ни трали-дили-дили...
Йог бы, ёк бы, завизжал!

Хватанул мослы рукою:
что там за прикол ешо?
Что за хамство растакое?
И все, главное, прошло!

Ну, тогда Емеля нАлил,
разобраться чтоб, стакан,
на себя тулуп напялил…
И застыл как истукан.

(Клашка тоже окосела:
тупо глядя в пустоту,
как стояла, так и села,
не попав слегка на стул.)

Бзик с Емельной головою:
внешне вроде ничего,
но идут там чередою
мысли как бы не его.

А потом как вдарит в ноги,
как в мослы, но посильней.
Он из дома, по дороге
припустился к полынье.

А когда к реке скатился,
мысль одна в башке: «успел».
И другая: «ё, взбесился!»
Да и третья: «опупел...»

Свищет ветер в чистом поле,
невидимкою луна...
А в мозгах свербит: доколе
будет мучиться страна?!

И на тело, как в нирване -
благодать вдруг снизошла.
И рыбешкой в теплой ванне
в теле плавает душа...

И такою неземною
всё сияет чистотой.
И он видит жизнь иною:
ясной, светлой и простой!

В полынье большая щука,
от нее исходит свет,
и она ему без звука
говорит: «Емель, привет!»

Он спокойно отвечает:
«Здравствуй, щука, в добрый час!»
Что допился, понимает,
до чертей, до щук... Атас!

Только щучит эта щука -
не врубиться как и чем -
прямо в мозг ему науку,
тет-а-тет, без всяких схем.

И Емеля прозревает,
и от знаний не вздохнуть…
И хотя обалдевает,
но улавливает суть…

Выясняется немало -
не для слабого ума -
что когда-то здесь бывала
сверхвладычица сама!

По морям она вершила
достославные дела
и случайно - заблудилась -
в реку щукой заплыла.

И была в отключке как бы,
а какой-то дуралей
вдруг схватил ее за жабры.
Она просит: "Пожалей!

Отпусти меня, Емеля!"
А Емеля тот, другой -
был какой-то ошалелый,
поврежденный головой...

Жал ее он все сильнее -
видно сильно он струхнул.
С перепою, сатанея,
знай, орал: «Хочу уху!»

И поскольку тем пытался
мировой закон попрать,
дали сил! Чтоб отказался
по уму собратьев жрать.

Сила - вот и вся причина,
что покуда не почил,
наворочал, дурачина,
ездя, лежа на печи!

А теперь вся эта сила
сотни лет питает мрак.
И ее бы усмирили,
но не знают точно как!

Обращаясь временами
в злую силу языка,
эта сила с именами
напрочь связана, пока

в подпространстве мандипольный
коллапсирует загиб…
(И Емеля тут припомнил,
как Иван, братан, погиб!)

Получалось сам он Ваню –
ну чего тот драться лез –
загубил, отправил… в баню…
Ванька – в тот же миг исчез…

С бодуна тогда решил он,
что со зрением фигня,
и что Ваньку порешила
злая клавкина родня.

Эх, да стыд теперь признать-то,
ну, конфликт он не раздуй,
знать, куда бы посылать-то,
ведь не в баню слал, в… беду.

Но мелькнул какой-то лучик -
всплеск надежды в полной мгле:
«Может там оно и лучше,
может там оно теплей…»

Ведь оно везде не гладко…
«Извиняй меня, братан!
Ты пойми, и здесь не сладко,
как же ты, родимый, там?

Претерпи родной Ванятка
эти сложности с жильем,
может мы тебя в обратку
тем же методом пришлем…»

Ну а Щука все мутузит,
компостирует мозги,
так сурово парня грузит,
что не видит он ни зги…

«В подпространстве параллельно
всё идет на крУги вспять,
так что ты теперь, Емеля,
эту силу должен взять!

Вот оно, таким макаром...
А теперь, коль есть вопрос,
задавай, отвечу даром…
Вижу я, что ты не прост!»

Емельян напрягся шеей,
(если б мог кто подсобеть)...
Что спросить бы поумнее,
чтоб пред всей честной Рассеей
мордой в грязь не залететь!?

- Мы пришли с Кассиопеи, -
Щука щучит, - глянь, звезда...
И спросил:
- Там есть евреи?
- Все там есть!
- Вот это да!

Фактом этим потрясенный
Емельян напрягся весь:
- Пидарасы и масоны, -
уточнил, - там тоже есть?

А зулусы, а китайцы?
А горячая вода?
Чукчи, негры и нанайцы
Есть?
- Конечно! Завсегда!

А вот, скажем, баобабы, -
ковырнул ногтем в носу. -
Или это… просто бабы
там встречаются… в лесу?

Тут внезапно замолчал он,
понял, что не то несет…
Щука ж молвила печально:
«Есть там мыслимое всё!»

«Быть не может! Дурят, братцы!»
И хоть тряс его мандраж,
взял Емеля разобраться
и рассеять сей мираж!

- Эй, мужик! - то щука странный
продолжает разговор. -
Ты со мной официальный,
заключил бы договор.

Я весьма уполномочен,
наделен решать вполне…
(А Емеля, между прочим,
чуть подался к полынье).

- Договор? Я это слышал!
Было дело. Сатана
тоже все ходил... подпишешь?
А потом душе хана!

(Говорит, а сам мозгует:
«Тот Емеля был дурак!
Мы ж политику другую
проведем, растак, раз так».)

Я не числюсь коммунистом,
и я верю, что душа
в мое тело неказисто
все же как бы то вошла...

И поэтому, покуда
ты всего не объяснишь,
для меня ты как Иуда -
и продашь, и пригвоздишь!

И не толико словами -
это ж, мать твою, не блажь -
что не дьявол ты с рогами,
мне практически докажь!

Чем все это пахнет дело?
Ты тут, может, с чепухой
предстаешь вот в ентом теле
щукой, блин... а сам плохой?!

Чем докажешь, что планету
не пришел завоевать?
Может ты с какой кометы
хищник? Всех хотИшь сожрать!

Наша старая планета
вся изучена давно,
может ты на ней как эта...
клякса, черное пятно...

Может ты, паскуда, хочешь
всех землян поработить?!
Для того тут и хлопочешь!
И чего тебя? Любить?!

Я кино смотрел, мы знаем,
как вы кучами дерьма,
нам внедрялись в подсознанье,
и сводили всех с ума.

Наш один ученый - гений,
объяснил в простых словах,
что теперич, кроме хрени,
ничего нет в головах…

Может вы так хитромудро
мозг сумели свой развить,
чтобы нам мозги запудрить,
в зомби на хрен превратить.

Я ещё слыхал планета -
называется на «эм» -
там не могут делать это…
Ну детей... Воще, совсем...

Там у них от загрязнений,
от разврата, всех делов,
нет естественных... влечений
и всех признаков полов.

И поэтому там вечно
ищут бабы мужиков,
а общаться как бы нечем,
кроме, разве, языков...

И они, да ни за гроши,
забирают, значит, здесь
мужиков и баб хороших,
у которых что-то есть.

Ща тебе как зафигеню,
и поймешь, матрена мать,
как на нас, ядреня феня,
хвост, япона, подымать...

Я за всю, ядрён, планету
насмерть встану! Я ж не трус!
И дадут мне, может, этот...
как его, геройский бюст…

Мы видали и похлеще -
Чуда - юда - рыба - кит.
Ну, чего? Уже не плещешь?
Испугалася? Ядрит...

Мы все тут не лыком шиты,
россияне, понимашь,
и хотя не бьем копытом,
но престиж покажем наш.

И Емеля в реку руку -
Хвать! за щуку в полынью!
И с каким-то странным звуком
растянулся вдруг в длину…

Из воды как будто стукнул
молот? Серп по голове?
И Емеля взвизгнул, хрюкнул -
стал почти не человек…

И в лежачем положенье,
как психически больной,
замер в полном убежденье,
что он есть свинья свиньей…

- Да-а-а! – плеснулась Щука грустно, -
не люблю, когда грубят.
Знаешь, я сейчас в лангуста
трансмутирую тебя?

- Э-э!? Ю-ю! Я -я!
- Да что за вопли?
Я ж тебя не обману:
через тыщу лет твой облик,
на три четверти верну.

По желанию оставить
сможешь хвост или клешню.
Ты ж привыкнешь в море плавать…
Или я тебя женю…

Есть среди головоногих
каракатица одна:
хороша, но правил строгих -
будет век тебе верна.

Или сделаю локальный
из тебя конгломерат,
по бокам пирамидальный,
в основании квадрат.
(Ты ведь будешь уникальный
В своем роде экспонат.)

Перегну, вмурую в сферу,
спирт ко рту пущу рекой:
будешь ты служить примером
неразумности земной.

Визуально будет надпись
«Парень. Статус: неплохой.
Тип, порода: Гомо сцапиенс.
Состояние: бухой!»

Или лучше я дипольно
твою сущность распылю,
потому как делать больно
даже гадам не люблю…

Тут Емеля комом сжался,
осознал, усек, смекнул,
что чуть-чуть перестарался,
малость палку перегнул…

И по-рачьи пятясь задом,
прошептал, себя кляня:
«Трансмутировать не надо,
И все прочее… меня».

И мгновенно Щука взглядом
просквозила до нутря,
«Что ж, не надо, так не надо...
Отказался, значит? Зря!

Ты себе не представляешь –
солнце, волны — красота!
В теле том, где пребываешь,
ты подобие скота…

Но поскольку воду мУтишь,
просишь, чтобы доказал,
превращу тебя по сути,
соответственно – в козла!

- Но ведь я из чувства долга,
признаю свою вину…
- Да не бойся, ненадолго.
Лишь на несколько минут.

- Верю я, не нужно, правда,
я усёк… Всё хорошо!
- Нет, Емеля, это надо…
Помолчи! Процесс пошел…

И Емелю тут приперло…
Объяснить пытался: «Мне…»
Но послышался из горла
звук чудной какой-то: м-е-е-е…

И ни капельки не больно,
все внутри обмякло вдруг,
И оперся он невольно
на копыта вместо рук.

В мыслях полная свобода,
так легко скакать вперед.
Только матушка-природа
как-никак свое берет.

Рог повел, от счастья млея,
ощутив в утробе зуд:
толи хочется поблеять,
толи хочется козу…

Но невыраженным чувством
долго мучаться не стал.
Сотворенную капусту
с наслажденьем зажевал…

И вдруг – раз! – какие муки,
и словами не сказать,
но уже копыта - руки,
возвратилось – все назад.

И от счастья не поблеять,
и не прыгнуть налегке,
и такая ахинея,
и сплошной кошмар в башке.

И опять он тот Емеля:
звон в ушах и в горле ком.
Проявляется похмельный,
иль еще какой синдром.

Мир вокруг унылый, тусклый -
и ни слова, хоть умри…
- Эй, дружище, лист капустный,
выплюнь, после говори…

- Блин, да что со мной такое?
Муть сплошная в голове!
- Ты по сути был собою,
а теперь ты человек.

Ну, чего ты рот разинул?
Ты давай решай вопрос…
На фига тянуть резину,
пудрить мОзги псу под хвост…

 (Продолжение следует)