***

— Смотрите, вот он!..
       Косят взглядами косыми.
И ноги шлепают, толкая табурет.
Снимаю маску. Уведите, бесы, Вия.
Собаки брешут. Только ветра больше нет.

Как натюрморт под сердцем горбится калачик
Всех черствых слов моих и маленьких идей.
— Да, это он, который ничего не значил,
Виновный голосом в пустыне площадей.

— Дарую, черти, вам свои гнилые мощи,
И книги пыльные чужих библиотек.
— Конечно, он. Отныне узнанный наощупь.
Вовеки признанный истерикой калек.

Ведь ты уродовал улыбки многих женщин.
Потея, лил в глаза им атропин луны.
— Да, я любил взахлеб. И, может быть, чуть меньше,
Чем это нужно для покрытия вины.

Но я растил детей. Мне нравилась их гибель.
Их сам подталкивал под карусель Руси.
Крепи виновного на этой славной дыбе
И натяни меня до чистой ноты «си».

И выноси меня на санный след. За тройкой,
Что обнаглела вместе с росчерком пера.
Мне нужно верить в эту русскую нестойкость
И видеть пропасть постоялого двора.

Где ждут прихода невозможно громких весен,
В делах неслыханных — банальности начал.
Где наглотавшись вечности до крови в деснах,
Лишь сердце выплюнешь на старенький причал.
       ……………………
Аминь. В песочницах насыпаны барханы.
И в пальцах гипсовых качаются весы.
Вздыхают дети. И проветрены карманы.
Я взвешен, Господи. Пусть мне приснятся псы…