Исповедь о счастье VI

       ИСПОВЕДЬ О СЧАСТЬЕ

       Глава VI

       Мультик
       Декабрь 2008г.

       
       Жизнь удивительна! Катит и катит по кругу и чаще всего, когда вдруг захочешь
       остановиться, глянешь вперед, а там – детство, оторопеешь, оглянешься, там- тоже
       детство!.. Опять посмотришь вперед, а перед тобой уже- Катенька, и путаешь, и ве-
       ришь и не веришь, что детство твое там- в ней, и обидеть боишься, и не потому, что
       ты в ней – маленький, а от любви и счастья и от непониманья :можно ли эту неж –
       ность , рукой тронуть, словом коснуться…Мечешься и мечешься в любви и неж –
       ности к своим любимым, душу рвешь, а потом приходит понимание: это жизнь
       твоя, это то, что стоит стеной перед Смертью и не дает ей приблизиться ни на шаг!
       И сжимается сердце от счастья и невозможности что-то изменить когда перед
       отъездом летним воскресным вечером из деревни, доченька вдруг обнимет за
       шею своими прутиками, всем телом своим прижмется и горячим тихим шепотом:
       «Папочка, не уезжай!», -замрешь от счастья, а в ушах еще тише, тихо- тихо: «Я
       люблю тебя, папочка!»
       Доченька!!! Доченька!!! Доченька!!!
       И если бы не дикое желание слышать это все вновь и вновь, я бы с чистой совес –
       тью сказал людям: «Я прожил жизнь!». И если бы, даже там, мог видеть святые
       глаза моей Аленушки, тогда бы, уже окончательно, улыбнулся спокойно и, может
       быть, сбежал бы от этой нескончаемой страшной боли…
       Пишу эти строчки и мелькает перед глазами какой-то мультик, а в нем – вся
       жизнь. Вижу себя то мальчишкой, то парнем уже взрослым, а то просто сейчас на
       себя со стороны смотрю. И думаю, что Бог милосерден, мудр (а как же иначе?).
       Намного чаще вспоминается не радость, нет, вспоминаются поступки, за которые
       стыдно даже через многие годы. И это справедливо. И счастлив я уже тем, что
       душа моя болит за ту глупость и иногда злость, что были у меня в жизни. И
       счастлив я, что так случилось – могу помнить и испытывать боль и стыд…
       Никогда, даже представить себе не мог, что настанет момент, когда буквально
       каждую минуту бьешься за себя, за каждый вздох, когда каждое движение- это
       движение воли твоей, это невероятная борьба со своим неверием и страхом и
       дикое, просто звериное, желание дожить до того времени, когда доченька моя,
       Катенька, сможет, даже через многие года, вспомнить меня, не забыть…Когда
       время …и никто! не заставит ее назвать кого-то другого папой. Когда моя любовь
       к ней, ласка и нежность всю ее жизнь будут рядом с ней, спасать ее будут и
       помогать…И эта дикая, страшная боль не сломает меня, и ничто и никто не
       сможет меня сломать пока ты, Катенька, нуждаешься во мне, пока слышу я этот
       невероятный восторг в твоем детском радостном крике: «Папочка! Папочка
       приехал!». И подкашиваются колени и слезы накатывают и горло судорогой
       сжато, когда ты, доченька, с разбега бросаешься мне на шею и губки твои нежные
       шепчут тихо-тихо (может маму боясь обидеть?): «Папочка, я люблю тебя!» И
       только мы вдвоем знаем, что много раз за день, а то и за час, мы с тобой, доченька,
       в любви объясняемся и в эти мгновения просто тонем в счастье и нежности!.. Эти
       расставания и встречи с доченькой моей…Эта боль, счастье и радость…
       А скоро лето кончается. И грустно, и тоскливо при этой мысли, но, вдруг,
       озарит твою душу что-то нежное, ласковое,- как солнышко и понимаешь: Катенька
       то уже до следующего лета все время будет с тобой! И улыбаешься тихо и
       спокойно, хотя перед глазами- осень.
       Но ведь с Катенькой!
       И пришла осень- разная. Багряная, как подарок, красавица… Тоскливая, когда
       на улицу не выйти и тоска беспросветная душить начинает, а родные тихонько
       спят разморенные теплом русской печки и, хочешь не хочешь, нальешь рюмочку,
       другую и пишешь исповедь и мучаешься от безысходности и памяти своей…Были
       и дни грибные, просто удивительные, когда нет надежды, когда уже сказано, что
       пора домой, тогда и начинается чудо: за пятнадцать минут у троих корзины пол –
       ные, да притом отборными подосиновиками (это у жены и ее отца), а у меня – одни
       белые! Много всего было…Колодец наш двенадцатиметровый- высох! Диких ле-
       бедей, в последние выходные ноября, в Шелони нашей, булочкой кормили.
       Гордые… И только один из стаи: шипит, но булку ест!