Баллада о женщине

- 1 -

Так скрестились созвездия, судьбы и даты:
окончание школы – начало войны ...
как повестки на смерть вручены аттестаты
в эту жизнь, у которой не стало цены.

И рвались побеждать пацаны, сожалея,
что штурмуют не Одер , а военкомат,
и ругались баском, чтоб казаться взрослее,
и курили отцов, не таясь, самосад.

... военком оценил и румянец, и косы,
и под тесной футболкой упругую грудь:
« Не толпись во дворе, порешим все вопросы,
и, покуда стемнеет, - дождись где-нибудь!».

А потом в темноте опустевшего клуба,
где последний сеанс, словно нюх, не подвел,
обжигал перегаром запёкшие губы
и привычною хваткой залез под подол …

... городок – то пустел, неприкаян и робок,
то стонал от сапог, задыхаясь в пыли,
и считалось, что слухи – надёжнее сводок,
хоть сюда похоронки ещё не дошли.

А когда приумолкла на миг канонада,
городок, в одночасье, лишился ума:
разнесли магазин, сбили двери у склада,
и соседи влезали в чужие дома.

... Что граната и штык трехлинейной винтовки
против танка и «Юнкерса» с той стороны?
И сдавали врагу города и поселки
полководцы – герои гражданской войны.

И война, ошалев от проклятий и болей,
уползла на восток, не дождавшись побед,
а вошедшие немцы в разграбленной школе
развернули за день полевой лазарет.

... Так сбылось, коль мужи оказалися слабы
уберечь свой очаг от незваных гостей, -
назначались судьбой и надеждою бабы
стать защитой для хат, стариков и детей.

В довоенную жизнь - нет, казалось, возврата.
А для новой – где веры и сил занимать?
Но в нетопленной хате – два маленьких брата
и в постели – давно занемогшая мать.

... Биржа, гетто, угоны, побеги, расстрелы -
это после настигнет живых. А пока:
"В лазарете лежат - уверяли пострелы -
тоже люди, как мы, только без языка."

И совет дал сосед, бывший нэпман-возница,
уцелевший в Потоп и погромах еврей:
«Покажи свою мать этим е…ным фрицам –
раньше немцы всегда врачевали царей».

Весь немецкий запас из тетрадок растратив,
умоляла в слезах, чтоб больную взглянул.
И усталый хирург - трое суток в палате
резал, чистил, сшивал - слизь и кровь на халате,
вдруг проникся, и молча собрал свой баул.

Прав был старый сосед, знавший мудрость талмуда:
нас по жизни ведут те, кто на небесах –
после первых уколов случилось вдруг чудо –
безнадёжная мать ожила на глазах.

...Так сошлись времена, перепутья и сроки,
преступая морали, уставы, покой...
Кто был первым, замкнув сумасшедшие токи,
ненароком коснувшись другого рукой?

Кто любовью карает нас как наказаньем,
если счастье – удел не земных, а богов,
посылая страдания, как испытанье,
разделяя людей на своих и врагов?

А война - это схватки за капельку жизни
и за счастье назавтра поверить в рассвет.
... Все страшнее сраженья. И к подступам ближним
был приказ подтянуть полевой лазарет.

Догорала свеча. И в мерцании тусклом
мир стал тесен, как миг - только ОН и ОНА …
И шептал он, прощаясь, на ломаном русском:
«Я вернусь» и «Будь проклята эта война».

... Власть, казалось, от прежней - не злей, не добрее,
только слухи, как правду, сулили беду:
на учет стать на бирже. А местным евреям,
как клеймённым, нашить на одежду звезду.

Обречённый скитаться по пыльным дорогам
в вечных поисках доли века напролёт,
за талант и смиренье отмечен был богом,
и за то - ненавидим, еврейский народ.

Вскоре маме и братьям, всем малым и старым,
стал последним приютом горящий сарай.
А ЕЁ из толпы обречённых над яром
сторговал за бутыль молодой полицай.

... Жизнь еще не ушла. Только жизнью едва ли
был в полоску саван чёрно-серых цветов:
если топот заслыша - таиться в подвале,
а ночами - терпеть полупьяных скотов.

Нет страшнее смиренья!!! И страхи рассеет
и накатит на жизнь чуть светлей полоса,
если будешь врагов, вопреки Моисею,
не щадить, убежав к партизанам в леса.

 Нет, ОНА не рвалась подрывать полустанки -
мыла раны, стирала, картошку пекла.
И, однажды, в сырой и холодной землянке,
исстрадалась, но сына себе родила.

- 2 –

Это мой городок убежавшего детства -
край вишневых садков, золотых карасей.
Здесь на все времена мне достались в наследство
покосившийся дом и немного друзей.

Я во взрослую жизнь убегал без возврата,
но, порою, беда торопила назад:
рвут нам жизнь на куски не года, а утраты.
И в остатке - чем старше, тем больше утрат.

... На погосте мирском, на пригорке у луга,
там, где козы паслись до недавней поры,
схоронил я родных. Только лучшего друга
опоздал проводить я в иные миры.

Я до ночи бродил меж крестов и оградок,
надо мною, как ангел, повисла луна,
в этом мире ушедших был странный порядок -
в нем дышали прощение и тишина.

Я наткнулся на холмик с разбитою стелой,
со звездою Давида и фото под ней:
молодая красавица в кофточке белой
улыбалась весне... Улыбнулась и мне.

Устоять в одиночестве камень не в силах,
(Видно, очень давно здесь никто не грустил)
с небольшой эпитафией – "Маме от сына",
и, внизу нацарапанным, – "мама, прости!".

Я устало присел – двое суток в вагоне
и таблетки забыл, - впрочем, сам виноват.
Память, словно в катушечном магнитофоне,
отмотала в былое полвека назад.

... Мир, как хлеб, стал привычен. Лишь мы, малолетки,
хоть и быстро взрослели, но вот - не понять
за какой ЕЁ грех не взлюбили соседки
и бросали вдогонку :« Немецкая б...!».

Мы играли в "войну" под трофейные вальсы,-
их крутил на шарманке безногий моряк.
ЕЁ рыжего сына дразнили мы Гансом –
может, за шевелюру, а, может, и так.

Ганс мальчишьий почёт заслужил кулаками:
был в футболе и драках отчаян и смел.
А когда забегали мы к Гансовой маме -
нас всегда угощала ОНА пирожками -
ничего я вкуснее в той жизни не ел.

... А еще на собрании третьего класса,
не припомню за что - я ветрянкой болел,
сняли галстук с рубашки у рыжего Ганса -
так нам старший вожатый зачем-то велел.

Две недели соседки судили-рядили
отчего приезжал «воронок». А потом,
слух прополз: как шпионку ЕЁ посадили,
ну а рыжего Ганса – забрали в детдом.

... Через год или два, как вождя схоронили,
хоть седой и худой, – отпустили живьем.
И соседские вдовы, что раньше судили,
помогли, чем смогли – кто едой, кто тряпьем.

ЕЙ порой мужики досаждали вниманьем:
Кто ночами стучал, кто решался всерьёз ...
Только были всегда понапрасны старанья –
не добился никто ни улыбки, ни слёз.

Отыскался и Ганс – в белорусском Раздоле.
Он заметно подрос, но смотрел как чужак.
Он был лучшим по-прежнему в поле и школе,
только стал избегать наших сходок и драк.

       - 3 -

... Кто считает года, если молод и в силе -
ведь в запасе вся жизнь, хоть сдавай напрокат.
Мы на письма родных отвечать не спешили
и любили, едва нас любящих девчат.

Разбросало по свету друзей вереницу:
кто в торгах преуспел, кто - на сплаве в тайге,
рыжий ядерщик Ганс укатил за границу -
у него объявился отец в ФРГ.

А ОНА все ждала – и хирурга, и сына,
выбегая на стук, застывая в дверях,
и однажды в ненастье простыла у тына...
Дай ЕЙ бог с НИМИ свидеться в лучших мирах.

... Вот уже накатила пора расставаний,
рвущих сердце инфарктов, давленья в крови.
Только мало ли мыслей, надежд, ожиданий,
и друзей растеряем, покуда живы.

Я стоял как в Суде у забытой могилы:
отчего так нелепо случается жить, -
я в ответе за тех, кто когда-то винили,
и за всех у НЕЁ мне - прощенье просить.

... Мы уйдем навсегда: кто - Голгофой, кто - Млечным,
кто - исполнив свой долг, кто - устав от долгов ...
Ведь земной на Земле лишь тогда станет вечным,
если рядом - и в нас - будет совесть богов.

И изменится мир - будет счастлив, кто любит:
не замрёт на войне, не узнает невзгод,
потому, что до них - жили грешные люди
и забрали страдания все наперёд.

Пусть потомки простят нам жестокость и подлость.
Мы, в ошибках прозрев, начинали с нуля...
Им достанется в память наш маленький глобус -
уцелевшая в войнах и бедах Земля.

- 4 -

И только сейчас я понял, что да, удел мужчины - одолеть в войне врага;
это подвиг - когда кто-то ложится грудью на амбразуру, продлевая миг жизни
в этом бою своим товарищам.
Но разве не меньшего признания заслужили - родить и выходить, ждать и пережить женское одиночество в этой единственной и нелегкой жизни, доставшейся нам по счастливому
случаю.
Я стоял и просил запоздалое прощение и понимал, что прощать
меня некому, и теперь мне этот груз носить до конца дней своих,
добавив его в уже ставший неподъёмным мешок вольных прегрешений.
А со временем поймёшь, что и невольные грехи - они всё равно твои, и
винить в них некого, кроме себя самого.