Наш незнакомый мир - 2
Ночью в тёмном переулке кто-то закурил, а жители другой планеты решили, что это загорелась сверхновая звезда.
Осень 2007 года.
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Я возвращаюсь в деревню, к которой родился. Деревня эта называлась (и сейчас называет-ся) Кафкой. Кафка, стремясь оправдать свой деревенский статус, росла исключительно под сенью практически гиганских лип, посаженных в ряд.
Деревня Кафка, моя деревня Кафка растёт в таком захолустье, что ни о какой электрифика-ции не может идти и речи, и единственная колея проложена не трамваями и автоваями, а омнибу-сами.
Омнибусы, она как прусаки бегают в неверном свете газовых фонарей. По субботам они привозят письма, телеграммы и газеты, по средам – это выездной сельпо, в остальные дни недели они ждут гостей, но за всю историю роста деревни никто и никогда ещё не приехал.
Их целью стало само ожидание приезда, а не приезд как таковой.
И вот я выхожу из омнибуса, я, который привёз электрификацию, трамваи и автоваи, а они смотрят на меня, как на воскресшего бога и которого теперь придётся повторно убивать.
И тут я понял, чт; случилось – я прочитал это в их глазах. По субботам им привозили почту, по средам приезжал сельпо, остальные пять дней они просто ждали приезда. И вот я приехал и привёз им восьмой день недели.
13 апреля 2008 года, около 11 утра.
Сидя в машине и слушая “All my loving” битлов.
ДВА АПОКРИФА КАФКИ
Сейчас известны две апокрифические главы из кафкианского «Процесса». Первая перекликается с такими рассказами, как «Перед законом» и «К вопросу о законах», вторая же является вариацией той главы, где происходит процесс на чердаке ничем не примечательного дома. Теперь поподробнее.
Первая из упомянутых апокрифических глав строится на тезисе, что Закон не может быть известен никому, кроме посвящённых, посвящённым же нельзя стать, пока не знаком с Законом. Этот заколдованный круг никому, по всей сути, так и не удалось разорвать. И даже бюрократические верхушки, аристократы, могут только смутно догадываться, о чём Закон. Простой же маленький человечек, скажем, Акакий Акакиевич, не догадывается даже о существовании Закона. Для его статуса даже это знание будет преступлением, за которое он должен понести наказание. Причём, – в апокрифической главе именно на это делает упор! – как он должен понести наказание! Ежели он примет наказание с радостью, то он станет двойне преступником. Он, Акакий Акакиевич, обязан мучиться, роптать в душных, полутёмных и узких коридорах в очередях за справками, по по-лакейски самоуничижаться, когда его порют и так далее.
Второй же апокриф повествует о том, что во время суда на чердаке, Йозеф К. так воодуше-вился своей речью, так сердобольно их всех обличал, что те стали валиться из своих лож, из своих потёмок, на лестницах образовалась кутерьма. Карточный замок рассыпался, Закон вырвался на свободу и исчез, а все мы остались сиротами. Все они падали на колени и совершенно по-детски всхлипывали в ладони. А Йозеф К. так и остался стоять как громом поражённый.
Теперь пару слов, почему эти главы я считаю апокрифическими. С точки зрения теории ве-роятности они настолько же апокрифы, как и всё то, что было издано после смерти Кафки Максом Бродом, так как никто не может поручиться, что это написал именно Кафка, а не Брод. Таким об-разом, для нас с вами Кафка сам стал тем самым Законом, заколдованным кругом, а Брод – про-цессом вокруг его.
14 апреля 2008 года
Свидетельство о публикации №108041403835