Тысяча дней одиночества

Тысяча дней одиночества

Знаешь... Я хотела тебя всеми правдами и неправдами.
Я врала участковому о своей городской прописке.
Безуспешно искала в аптеке пентабарбитал натрия.
Высасывала жизнь из яблочных огрызков.

Гипнотически смотрела на водопроводные краны.
Бурая субстанция продолжала капать.
Она разбивала эмалированную раковину.
И я от страха тогда начинала плакать.

Я роняла телефоны с замусоренного балкона.
Они падали с десятого этажа и бились.
Я нарушала предписания сухого закона.
Ты думаешь, легко просить в метро милость?

Фонари смотрели одноглазыми циклопами.
И я пела в подворотне ковбойские песни.
Да зачем мне какие-то Америки с Европами,
Если тебя нет со мной вместе?

Я содрогалась в плену из органзы, тиной
Затягивало небо, и я жуков собирала для света.
Еще пила просроченные витамины
И истерила на границе города с летом.

Это даже не было для меня страшным.
В тот год уплыли белые пароходы.
И черные люди говорили по-ненашенски,
Я носила шляпу, глотала виски с содовой.

Еще сажала цветы на тротуарах,
Но асфальт упрямился и не хотел сдаваться.
В мусорных контейнерах вспыхивали пожары.
И бомжи делили на троих доллар двадцать.

Я была молода, читала Пушкина, любила пылко.
Лепила стрикерами на зеркало планы.
А потом пришла кратковременная амнезия.
Я поставила знак «равно» и все забыла.

Ходила на завод с пролетариями, строчила шторы.
Вечерами кадиллак вез меня в большой театр.
Меня тошнило от общественной столовой,
И я снова бежала за пентабарбиталом натрия.

Я искала тебя в трещавшем телефонном списке.
Я не верила, что ты ушел от меня навечно.
Это слишком больно, когда по-английски.
Но я сжимала губы и варила гречку.

Меня изнутри поглощала Марианская впадина.
До того все желания мельчали в сравнении с прошлым.
Я в витринах разглядывала платья свадебные
И решала, что жить еще нужно и можно.

Я отводила несуществующих детей в садик,
Я не помнила, что все садики давно закрыты.
Я ждала тебя до появления электрических пятен
В тех домах, где люди всегда спокойны и сыты.

Я все думала, а, может, сейчас ты выйдешь!
Сторожила «Итоги недели» по воскресеньям,
Читала анонсы и некрологи на последней странице,
Расшифровывала портреты в цвете и полутени.

Пила жутко горчащий кофе, смеялась
И думала, где же мои все подруги.
Рвала «Мемуары гейши» в ярости,
От недостатка кальция по ногам проходили
Судороги.

Я бросала работу, вставала на учет на биржу,
Покупала апельсины на социальную подачку.
Чинила двери и правила антенны на крыше.
Тише! Подожди... Кажется, ребенок плачет?

И зачем, скажи, мне все это нужно было?
Вышла б замуж и ходила на йогу и фитнесс,
Швыряла руки с брильянтами, травилась махито,
Ходила с рекламной улыбкой и кудрями завИтыми.

Но я ждала. Я думала, ты вернешься сегодня-завтра.
Я даже ночник не выключала на время.
Я держала в холодильнике твое любимое шоколадное масло
И никогда, даже когда очень хотелось, его не ела.

Я твой обратный билет повесила на стену в рамке.
Заламинировала, чтоб он (не дай Бог!) не помялся.
Это как красота, вывернутая наизнанку.
Лишь точки да линии, в гламуре и глянце.

А ты пропал где-то в районе Бермудов,
Не откликался, игнорировал все позывные.
Ты, наверное, думал, я быстро забуду...
И говорил, у разлуки – вкус и запах полыни.

Я носила все черное и смотрела на бирки.
На те, которые лепят на ног большие пальцы.
Почему-то в том месте пахло вином и сыром
И мне предлагали стопарик водки и сальца.

А еще я ходила, где мрамор, швейцар и пальмы
И заполняла какие-то непонятные мне бумаги.
Шуршала бластером пентабарбитала
И красной ручкой рисовала маки.

Ты заметил, у мам всегда получаются песни
Колыбельные, это не зависит от слуха и тона.ила
Я смотрела «Криминальную зону» и «Вести».
А где-то плакал несуществующий мой ребенок.

И я даже придумала ему особенное имя.
Ведь для мам дети неповторимы.
Если б родился мальчик, я бы назвала его Даниилом.
А девочку – Эмилией, сокращенно – Лией.

Я в миллионный раз перекрашивала кухню в рыжий.
Я же помню, тебе так нравился этот оттенок!
Я худела от пустых тарелок и лезла на крышу,
Чтобы заработать. А от боли лезла на стену.

И мне даже не помогал пентабарбитал натрия.
Я стащила его у знакомого ветеринара.
Мне бы никакой врач не дал его из-за клятвы Гиппократовой.
Я блаженно улыбалась театральным столбам и гуляющим парам.

И я ужасно хотела, чтобы у меня все было – так же!
Ну, почему остальным всем это было можно?
Лореаль оставлял на щеках невразумительные кляксы.
И я клялась себе, что успокоюсь. Но только позже.

Меня принимали за сумасшедшую и наркоманку.
А гитара оттягивала мне сломанные плечи.
Я пела романсы в переходе около гос.банка.
И синие воротнички забирали меня под вечер.

И я искала тебя в городах безуспешно долго.
Я грезила тем, что ты, наконец, найдешься.
Я знала, ты где-то есть. Мне бы сил немного!
А когда мне говорили «забудь!», я улыбалась ложно.

Они говорили, что ты никогда не вернешься.
Но все ведь возможно, если смертельно хочется?
Я верю: ты придешь, обнимешь меня и просто
Убьешь мою тысячу дней одиночества.