По остывшим следам
тревожит забытьё садов
мелькающая между веток просинь ,
и я ступаю осторожно по следам
моей зимы,
оттаявшей обратно в густо пахнущую осень.
Здесь всё знакомо:
отголосков плеск и хруст уснувших сизых трав,
и – ты заметил? – теплятся ещё под палою листвою
воспоминания озимые о нас.
Кто прав и кто неправ,
скажи,
когда стою, ломая руки, за твоей спиною.
Так поздно, что из перезрелых мыслей я,
как из вишнёвых ягод, вынимаю сердцевинки –
все горла поперёк.
Смотри, как полынья
кружит упавшие на воду жёлтые былинки…
Так я отчаянно кружусь в тебе одном:
от края к центру и от центра до того же края,
на палец туго боль вяжу и после распускаю.
Я – часть тебя, меня ты чувствуешь нутром,
ведь если Гёте оказался прав и я была сотворена
из искривлённого ребра в твоей груди,
то природе вогнутового прямо в сердце.
Наша ли вина,
скажи, что не весна, а осень впереди.
Ступеней было шесть – теперь не стало и порога.
С обветренных слетает губ моих и стынет у твоей щеки:
«Темнеет раньше. Ты найдешь обратную дорогу?»
И горько, но как прежде нежно, ты добавишь вслед:
«Давай вперегонки?»
24 февраля 2008
Свидетельство о публикации №108041103416