Планка... или шаг в пустоту

Планка... или шаг в пустоту. Восстановлено
Инна Китасова

На рубеже проклятом два-двенадцать
Мне планка преградила путь наверх.
(В. С. Высоцкий)


       ...Темный зал. Напряженный натиск внимания - на пустую сцену. За порогом Дворца культуры бушует каштановая весна. Кучкуются ветераны в аллеях центрального парка, а единственный в городе духовой оркестр уже не в первый раз исполняет "Прощанье славянки".

       Здесь зима. Ленинград. Блокада. Премьера спектакля - всегда откровение. Девяносто волшебных минут истекают, мой выход - последний. Вот сейчас... взорвется прожектор, откроется дверь на сцене…
А я целуюсь. Долго, с наслаждением, словно путник, отыскавший оазис в бесконечной пустыне кулис. Зачем происходит это теперь? Зачем мы так молоды, что завтра все перестанет иметь значение? И вообще, - какого черта?! - мой выход.

       Стихи Ольги Берггольц, они такие... очень Ленинградские, что ли. И «рваные». Их трудно запоминать. Но это главная роль, и она - моя. По мнению режиссера мой голос обладает той тяжелой прозрачностью, которую он замыслил. А теперь - я намереваюсь сорвать спектакль, тщетно пытаясь вспомнить заключительный монолог.

       Осветитель досчитывает секунды и включает рампу. Проламывая слой темноты, к декорациям прилипает круг беспощадного света. Я в него шагаю, как в кошмар, как в омут, как... Голос льется - глухой, монотонный, ровный. Голос помнит... зачем-то.

       "Без эмоций", - настаивал режиссер, и я начинаю узнавать слова. Струйки холодного пота высыхают на середине спины, а дрожь отпускает. Лишь зал содрогнулся, когда я возникла из мрака - подобно демону Скорби.

- Мне не нужна поэзия! - доходил до истерики Володя Шапиро, - ты должна вещать.
И я вещаю. И совершенно неважно, что мне самой непонятны стихи, ставшие символом мужества блокадного Ленинграда. Важно что-то другое... внутри. Важно то, что в этот момент я и есть – Ольга Берггольц.

       Шок был потом, под цветы и аплодисменты. А в пьяную весеннюю ночь скользнула за мной никем незамеченная дерзкая мысль - Я смогла! В память о ней, возможно, и оказалась я на "лихой десяточке" своей жизни.

       Двадцать лет - поднималась я на эту высоту. Двадцать лет страх одерживал верх. Наступало время взросления, а вместе с ним созревало спасительное знание - выше планки не прыгнешь. Впрочем, планка была достаточно высока, чтобы гордо нести ее в жизнь. И я несла. Поднывало, однако, время от времени, чувство какой-то глубинной ущербности. Но до такой ли степени, чтобы "свой путь земной пройдя до середины", оказаться снова у той же черты?

       Говорят, сложный возраст. Вот и стою я, мокрая тридцатилетняя дура - на резиновом коврике. У самого края, под самым потолком... Бассейн замер запрокинутым многоголовьем и, вдруг, устремился ко мне сотнею глаз, сияющих восторгом и недоверием. Предчувствие моего позора, казалось, приятно щекотало им нервы. "Не прыгнет", - висело в воздухе ожидание.

Адреналин пер, а я снова не могла вспомнить, теперь уже - технику прыжка. И теперь уже под угрозой срыва оказался мой собственный спектакль под названием - глупость. Стыд и голос тренера в микрофоне соединились в орудие пытки:

- Десять, пошла! Освободите "дорожку"! Десять, давай!
Воздух, насыщенный влагой и хлором, затяжелел тишиной, когда люди внизу, как по команде, затаили дыхание. И только это неумолимое "Десять!"
- Да заткнись ты! - крикнула я и шагнула. В пустоту. В ощущение беспомощной невесомости.
Меня заносит, заносит... сейчас я шлепнусь об воду... как лягушка-путешественница... хорошо бы! – если от меня просто не соберут костей. Как стыдно... я не лечу - я падаю.
Вспоминай, вспоминай... чайка... по имени Джонатан. Помнишь... не маши крылом, завернет потоком воздуха... одним только перышком... Меня заносит... как долго я падаю.

       Ладонь правой руки осторожно развернулась тыльной стороной наружу - перышком... и кто-то внизу испуганно вскрикнул.

Вода неохотно расступилась передо мной, взметнулась вверх, схлопнулась над головой высокой свечкой, и неожиданно юркнула внутрь. Поверхность чуть дрогнула разбежавшимися кругами и замерла.
- Как нож в масло!.. - вышептал ненавистный микрофон. Бассейн вздрогнул и загремел аплодисментами. Заметалось из угла в угол растревоженное эхо. О, сколько же их! - отбивающих мокрые ладошки о мой случайный триумф. А посмей я спуститься? - с не меньшим усердием отхлопывали бы они и мое малодушие.

       ...Безликая власть, неприкрытая всеравношность толпы! Воистину - на миру и смерть красна. Всего один шаг позволишь в угоду твоей ненасытности - в пустоту... в белый круг на сцене... И ты уже не здесь. И не такой. Так на какой же немыслимой высоте начинается освобождение?

       Пьяные ростовские улицы шелестели каштанами, а сердце отдавалось в висках, подобно маятнику гигантских ходиков - "Тик-так. Я смогла. Тик-так..."

9 апреля 1998г.


© Copyright: Инна Китасова, 2008
Свидетельство о публикации №108041100276