За что меня не приняли в КПСС

- Да вы, товарищ солдат, ярый националист! – кричал на меня комбат Хангариус. – Комиссия из Фрунзе приехала, окружная! А вы мне тут жовто-блакитные картины понарисовали! Да вас за это под трибунал надо отдать, за разжигание межнациональной розни!

Так отчитывал меня командир части за то, что во время оформления армейской столовой я написал на стене вполне безобидную картину…

КТО НЕ С НАМИ, ТОТ ПРОТИВ НАС

В 1989 г. служил я в славном городе Гурьеве (ныне Атырау, Казахстан). Работал художником. Моя мастерская находилась в одном помещении с командованием, и потому мне, как и всем штабным бойцам, необходимо было добровольно написать заявление для вступления в коммунистическую партию Советского Союза – КПСС.

- Беспартийным в штабе нечего делать, - сказал комбат-батяня.

Возразить командиру в те времена никто в части не мог. Тогда приказы равно как и рекомендации руководства не обсуждали.

Конечно, сегодняшнюю молодежь аббревиатурой некогда грозной партийной уже не напугать. А в конце 80-х прошлого века только одно это название «КПСС» могло запросто напугать не то что безусого солдата, но и седого генерала. Не согласен с линией партии? Значит, ты – враг народа, и т.д. Расстрелять, конечно, не могли, но сделать твою жизнь невыносимой – легко. Опыта партийные функционеры набрались еще с 1917 г.

- Повезло тебе, Климов, - говорил мне, смеясь, начальник штаба, - отец у тебя партийный, дед тоже. Характеристики у тебя положительные. Сам Аллах велел быть тебе в партии. Пиши заявление, рассмотрим в виде исключения в течение двух недель.

ВОИНЫ ИСЛАМА ПРИКАЗЫ НЕ ОБСУЖДАЮТ

Конечно, даже начштаба было неведомо, чего хотел Аллах, но то, что всех нас – в том числе украинцев, русских, белорусов или чеченцев и людей других наций, служивших в Туркестанском военном округе (бывший КСАВО – Краснознаменный Средне-Азиатский военный округ), называли воинами Ислама. И это было отчасти верно. Шутка ли, когда около 80% личного состава – мусульмане?

Ну а идти против воли «всевышнего» офицера, если он велел «воину Ислама» вступить в партию, вряд ли кто-то захотел бы. Не стал противиться и я. Кстати, несмотря на то, что в моем личном деле хранилась информация о "двоюродном" деде (брате родного деда), служившем в православном храме, меня собирались принять в ряды КПСС.

- Теперь в партии новое мышление, и за деда не переживай. Лучше бери первое партийное задание. Пока мы будем думать о твоей дальнейшей партийной судьбе, надо оформить нашу столовую, – приказал начальник штаба. – Успеешь к приезду комиссии из округа – с партбилетом на две недели поедешь в отпуск!

Партия сказала: «Надо!», комсомол ответил: «Есть!»? Нет, ибо от комсомола я демонстративно отказался еще в школе. Просто пошел выполнять приказ.

Заведующей столовой, через которую проходил мой творческий фронт, была красивая женщина-татарка. Все считали, что она служит в разведке, поэтому никогда не ходит в форме.
Хозяйка показала стены, на каких можно было писать маслом, а затем весьма приблизительно объяснила, какого содержания должны быть работы. По всему было видно, что лишний боец-нахлебник неподалеку от кухни ей не нужен.

НАПРОРОЧИЛ ОРАНЖЕВУЮ РЕВОЛЮЦИЮ И…

За две недели я написал несколько панно. Одно – 6 на 9 метров! – очень веселое. На нем я изобразил горного орла (чеченцы просили дорисовать) над Каспийским морем, по которому шел пароход «Одесса» (чья «заявка», думаю, понятно). На переднем плане – сайгак в степи: это уже казахи попросили.

В числе прочих работ я, тоскуя по родине, написал и сугубо украинский пейзаж: под голубым небом на пшеничном – желтом, естественно, – поле убирает хлеб оранжевый комбайн (а они при Советах все такого цвета были!) с надписью «УКРАЇНА».

Разумеется, в 1989 г. знать о будущей «оранжевой революции» я никак не мог. Просто для комбайна другой контрастирующей краски не нашлось. А вот за «национализм» (издалека картина напоминала наш государственный флаг Украины!) мне вместо отпуска досталась джамбульская гауптвахта.

Правда, была еще одна значительная причина, по которой комбат так строго поступил с художником Климовым. По просьбе заведующей столовой я нарисовал гусара с полотенцем, указывающего на умывальники, над которыми красиво вывел надпись: «Мойте руки перед едой!» Гусара я срисовал с обложки какого-то армейского журнала. Персонаж оказался настолько похож на комбата, что, когда комиссия Туркестанского военного округа в составе генералов из Фрунзе зашла в столовую, один из них, обращаясь к нашему командиру, сказал:

- По всему видно: любят тебя, майор, солдаты, особенно – художник! Он у тебя, кстати, партийный?..

ОТДЫХ НА ГАУПТВАХТЕ

Офицеры посмеялись над комбатом, закусили и укатили докладывать вышестоящему начальству. Меня же за художественные изыски отправили на гауптвахту. Без партбилета. На десять суток!

Безусловно, трехдневную поездку из Гурьева в Джамбул сравнить с отпуском на Украине было нельзя. И все же. Во-первых, сама поездка в плацкартном поезде (шесть дней пути туда и обратно) для бойцов нашего отряда, прослывшего чуть не самым «бардачным» в Союзе, считалась чуть ли не заграничной командировкой. По пути ведь кормили не казенным харчем, а вкусной, по солдатским меркам, гражданской пищей из местных кулинарий. Кроме того, нас не донимали подъемами-отбоями, политзанятиями и прочей армейской ерундой. Во-вторых, на «губе» служили мои земляки, с которыми я призывался в армию. Они обеспечили мне вполне нормальное существование и – главное! – питание за счет посылок из Украины.

Ну а другие «воины Ислама» во время наших трапез мыли асфальт стиральным порошком и красили листочки куцых казахстанских деревьев зеленой краской. Видно, и на «губе» ждали приезда окружной комиссии. Правда, чем в Джамбуле занимались настоящие художники, я так и не узнал.

И в заключение – несколько слов о продавцах из казахских – советских! –
однотипных, как станции в степи, магазинах «Кулинария». Не смотря на это, что везде за стеклами витрин лежали товары-близнецы с идентичными ценами, в каком бы городе солдат ни посещал подобное заведение, везде он – человек с рублем! – задавал один и тот же вопрос:

- А что у вас есть?

И продавцы всегда отвечали нам также одинаково:

- А что у нас есть? Чай-май, коржики-моржики…

От этого можно было просто сойти с ума.

ОК, рядовой, беспартийный.