Прогулка по комнате

       ПРОГУЛКА ПО КОМНАТЕ
Я опрокинул на пол Разум, и он разбился песочными часами Рассудка о твёрдый пол моей комнаты, похожий на плоские панцири деревянных броненосцев. Осколки его скорлупы разлетались по сторонам подобьями стеклянных птичьих крыл, золотой песок поднялся жёлтой пылью над разбежавшимися муравьями чёрных мыслей. Вначале я их ловил, пытался нанизать на тонкую и гниющую нить бесцветной логики, словно чёрные бусины, словно остывшие угли. Но они рвали нить челюстями и лапками, они грызли мне руки и сползали по ним. И я стал их давить, чтоб не смели бегать по мне и по полу, и по острым осколкам Разума. А они разбегались и прятались в беззубые улыбки щелей! Они чёрным узором вплетались в полосы крыла занавесок!!! Чёрными язвами искажали они бледную спину потолка и мёртвый букет электрических ламп….
Я упал на стул, как небрежно брошенная одежда и увидел в зеркале монитора отраженье неясной Беды. Я закрыл глаза, но увидел Безумие с ратями страхов, чьи знамёна – тревоги и ужасы снов – пестрели огнями звёзд в ночи моего неба. Пестрели буквами строк пожизненного Приговора. На небе моих надежд, залитом краской Тоски. На белом когда-то, теперь же – чёрном холсте. На чёрном холсте Бессилья, колодца, лишённого дна….
Я встал и пошёл, шатаясь, к окну. В нём бледную, тусклую, слабую тень моего отражения рвали гигантские зубы домов, чей камень исполнен мерцающих глаз, неподвижных очей, больных людьми. Я прочь отступил и подошёл к книжному шкафу. В его стеклянном забрале я отражался тенью поветрия, холодной и вязкой, как тающий снег. Сквозь стекло его створок лукаво глядели на меня статуэтки: девушки из фарфора, холодные, словно живые; крохотный и шутовской Наполеон, блестящий, как жук-скарабей, толпа глумливо смеющихся нэцкэ, тролль и химеры….
Я отошёл и взглянул на стеллаж, где также толпились узкие спины книг со шрамами надписей…. На мутно-коричневой вазе застыл восточный дракон, как жук, замурованный в янтаре. Застыла его бесполезно раскрытая пасть, неспособная ни укусить, ни зарычать. Застыли изгибы его змеиного тела, застыла его сила и стала слабостью. И я стоял, застыв, безмолвный в Бессилье. Недавняя память сплеталась с давней, как молодая змея со старой. И был ужасен их совместный яд, текущий во мне вместо крови. И Отчаянье хрипело, что я – как Христос, распятый не за Бога и даже не за Дьявола, а только лишь за себя одного. И выглядывали из щелей мысли-муравьи….