XXVii. Bо тщете

Если превозмочь мимолетное желание
И вручить свой кубок проходящему мимо пажу
Отдавшись на волю легкого голода
Будто бы за минуту до наступления блаженства
Ощутить себя покинутым
Величественной королевою шлюх
Можно сохранить остроту зрения
Бросив беглый взгляд в сторону
В темноту
Где волнуются изящно подстриженные кусты
Увидеть неясный проход
Доверить шаги свои
Внезапно возникшей дорожке
Почувствовать, как дуновение незнакомого ветра
Ищет себе пристанища
В тщательно завитых инородных кудрях
И, раздвинув влажные листья
Очутиться вдруг в лесу
В мире, управляемом иными силами
Прихотями
Мимолетными желаниями
Внезапными вспышками
Тончайших страстей
В общем – всевозможными вольностями
Что даже превосходят монархические
Под ногами – нетвердая земля
Но не та размокшая, раскисшая
Вызывающая дурные ассоциации
Городская почва
А свежая
Пахнущая не рожденными еще цветами
В черноте своей насыщенная тайнами
Иная
Потерять блеск пряжек
Среди густых трав
Прислониться к дереву
И узнать, о чем оно думает
И окунуть пальцы в девственную смолу
Сбросить инородную эмблему с головы
И почувствовать единство
С тем, от чего отдаляешься
Еще не успев растянуть материнское лоно
С внутренней стороны
Внезапно обостряется зрение
Будто бы исчезает преграда воздуха
И вот – всполох света
Запретного для глаз людских
Появляется на листьях травы
И показывает лицо свое уютная поляна
Посреди никем доселе не изведанного леса
Прислушаться
Затаить дыхание
Успокоить, как непослушного зверька
Что так и рвется вынырнуть из-за пазухи
Сердцу приказать стучать тише
Все чувства собрать в одно
Коему нет названия
И устремить вперед
И увидеть
Взмах тяжелой еловой лапы
Притаившей в себе сырость
И – легкость ткани, опережающей тело
Что ею облекается
Чудо! –
Дриада выступила из тени
На томящуюся без веселья поляну
Дриада припала губами
К цветку, что распустился в полночь
Разорвала оковы, соединявшие его с землею
И воткнула его в волосы цвета дубовой коры
Повела рукою в воздухе, собирая дождевые капли
Дабы умыть нежное лицо
И вот – дюжина кулис
Обнаружила себя меж кустов
Сестры лесной волшебницы
Выбежали на поляну
Взялись за руки
Замыкая круг
И пустились в пляс
Смеясь
Дразня голоса соловьев и водопадов
Реальность не верит в родство с ними
И потому их одежды – ветер
А волосы – древесная листва
Руки – отростки молодых ветвей
А глаза – светлячки, коих таится множество
В полночной чаще
Видение разбивается на пике красоты
Ночь близится к угасанию
Пережив чудесную кульминацию
И, как всегда после таковой
Хочет уснуть
И с утра впервые не болит
Голова у любопытного
Ни свет ни заря
Поднимается он с постели
Забыв дома трость
Спешит в парк
По краям дороги –
Юные парочки
А кое-где и тройки
А где-то – хитросплетенье чертовой дюжины
Но всех их до сих пор
Морит телесным голодом сон
Наблюдатель бежит мимо
К проходу в кустах
Что открылся ему вчера
И гораздо длиннее кажется путь
К вожделенному лесу
Он раздвигает руками все еще влажные ветви
Осторожно
Боясь не потревожить
Не пробудить ото сна
И – повторяется чудо
Шутка Морфея
Не улетучившаяся из памяти
На поляне –
Следы вчерашнего танца
Кружок сочной травы
Будто бы светящейся
Посреди и не без того свежей
Зелени поляны
Здесь вчера пустились они в пляс
Образовав хоровод
Бесконечно бежали вокруг
Одного и того же места
Сказка оправдала себя
Любознательный разворачивается на каблуках
И спешит в город
Дабы там, в духоте стен
Влить в себя проигнорированный вчера кубок
И вновь вызвать в памяти
События минувшей ночи
Вино по-дружески спорит с рубином
Последний заточен в оправу
Первый же – в стекло
Друзья по несчастью
Пальцы обвиваются вокруг блестящей ножки
Стараясь, по примеру короля
Как можно менее прикасаться к ней
Солнце удостаивает своим присутствием комнату
Предлагая редкий шанс
Испытать вино на благородность
Рубин светлеет, пронзенный поздним лучом
Бокал движется вдоль стен комнаты
Легкий занавес – и цвет обретает глубину
Дуновение ветра – и вновь проявляет он легкомыслие
Но что же это?
Вздрагивает холеная рука
Чудом не проронив мимо
Каплю пьянящего зелья
Гобелен поглядел сквозь вино
Глазами покойной маркизы
Рука опирается о стол
Последний глоток, обиженный
Сиротливо плещется в бокале
И накатывают воспоминания
Куда-то исчезает десяток лет
Будто бы ни одна морщина не коснулась
Властного и мистического лица Минервы
Презиравшей сказки о феях
«Да, пусть кажутся они чудесными девами, -
Молвила она, наводя страху на пламя в камине, -
Да, есть меж них королева
С чьей красотою не может сравниться
Ни одна из ныне живущих женщин
Они устраивают свои пиры
И балы посреди леса
И там, взявшись за руки
Ведут хоровод вокруг одного места
И на следующий день вырастает в этом круге
Самая сочная трава
Которую не смеют щипать звери
Но приглядись к ним повнимательнее
Наивный!
Лица, достойные кисти флорентийского живописца –
Это даже не маски
Это плод твоего воображения
Райский плод, оказавшийся гнилым
По-твоему, это амброзия плещется у них в кубках?
Нет – стоячая гнилая вода
Одежды их - из парчи и тончайшего шелка?
Но ведь это же лохмотья
Вышитые лишайниками
А юная принцесса, что улыбается тебе из-за ветки –
На лице ее зияет дупло
А в затвердевшей коже копошатся короеды
Царство иллюзий!
Вглядись в эти руки, что сплелись друг с другом
Дабы не разорвать хоровод –
Корявые крючья
Гляди же! – желтые листья
Осыпаются с голого черепа
Вот королева леса
Прекрасная фея
Плачь же, плачь, жестоко обманутое дитя!
Пусть вместе со слезами
Глаза твои покинет ядовитый сок
Закапанный эльфами
И ты, наконец, прозреешь»
Увы, она оказалась права
Кто знает
Быть может, и ей довелось когда-то
Покинув спектакль, что разыгрывался в парке
Выйти на покинутую поляну
И увидеть танец фей
Но какая-то тень заслонила ей лицо на мгновение
Смахнули ресницы иллюзию
И – дикие ведьмы предстали испуганному взору
В струпьях и язвах
С провалами вместо глаз и носов
С волосами, что сыпались с блестящих черепов
И кубки их обернулись ореховыми скорлупками
А вина – протухшей водою
Крик прорезал собою лесную тишину
И упала без чувств любопытная
Кто знает, так ли оно было
И есть ли смысл
В ее полубезумных речах
Оставим обомлевшего наблюдателя наедине с ужасом
Вон там, по левую руку от него
Волнение пронеслось по изящно подстриженным листьям
Кто прячется за зелеными кулисами?
Страшный бог лесного царства?
Млеющие живые корни, восставшие из-под земли?
Звери, на чьем теле видимы лишь глаза?
Нет
Это парочка, что сплелась в объятиях
На наскоро сорванной
И кое-как расстеленной одежде
Двое молодых проказников
Покинувших торжество
По случаю дня рождения
Скучающего монарха
Всполохи бала
Милостиво разбежались по другим местам
Ни взблеска, ни звука
Лишь тихий шепот
И в ответ ему – не то смех, не то стон
Привычное действо
Выращивания рогов на пустой голове
Венчающей собою тщедушное тело
Что веселится в двух шагах отсюда
Мимолетное соединение в ночном саду
Таком обыденном и знакомом
Тщательно изученном и изведанном
В поисках укромных мест
Но! – обманчивость реет в низких облаках
Древесная дева, разорвав хоровод
Прикладывает палец к губам
Остальные прислушиваются к ее мысли
И, уразумев, игриво потирают ладони
Первая дева свистит
И на дрожащий влажный листок
Выезжает карета из ореховой скорлупы
Запряженная четверкою ночных бабочек
Сестры, смеясь, садятся в нее
Первая командует: «Вперед!»
И веселая колесница катится по волшебной траве
Расплескивая росу
И вот цель уже близко
Девы покидают скорлупу
И ночные бабочки уносят ее в небо
Щекоча кончиками крылышек
Новорожденную луну
Взявшись за руки и подскакивая при каждом шаге
Феи бегут по сброшенной одежде
Уцепившись за косточку на щиколотке
Взбираются на согнутую ногу
Хохоча и перекидываясь остротами
Время от времени прикладывая пальцы к губам
Пускаются в путешествие
По полуобнаженному телу
Едва не соскакивая вниз, в траву
Когда его пронзает дрожь
Пару раз он едва не задевает их рукою
Но они успевают спрятаться
Меж складок наполовину спущенных панталон
И, улучив новый момент невнимания
Соскальзывают вниз с острого колена
И, вновь образовав хоровод
Танцуют вокруг средоточия наслаждений
Затем каждая примечает себе место
И они по очереди танцуют на нем
А после, выдохшись, измотавшись
Спускаются обратно на землю
По рукаву белой рубашки
Замаранному в свежей траве.

Красавицы текучих зеркал
Оказываются ведьмами при дневном свете
Уродливая старуха перебирает пальцами
Спутанные сизые волосы
Пытаясь уложить их в подобие прически
Во время вчерашнего ночного веселья
Где-то исчезла ее шпилька
Ведьма умудрилась заронить ее
Вовнутрь тела
По которому они вчера гуляли
Время от времени шевелится внутри проклятое украшение
Увеча лицо обладателя
Пока еще только гримасой боли
Но он спасается шаткой верою в меньшее зло
И берется за тот из клинков
Коим владеет непревзойденно
Девы в летящих одеяниях
Сходят с ублаженного тела
И, соскользнув с колена
Вместо земли
Ощупывают босыми ногами
Грубые деревянные доски
Их поймали
Их соблазнили рукотворным золотом
Каждой – по нескольку звенящих портретов владыки
Коего стоит прославить
И они вновь берутся за руки
 И пускаются в пляс
Подскакивая на каждом шаге
И рассказывают скабрезную историю
Мелодичными голосами
Пока зачинщица
Бесстыдно задирает юбку перед лицедеем
Приходит конец слабовольному терпению
Удачно совпав
С едва видимой телесной кульминацией
Прославляемый
А точнее – ославленный
Медленно поднимается с места
Повесив на подлокотники
Холодность и терпение
И встречается лицом к лицу с наглецом
И, бессилен поймать его на фальши
Или клевете
Вытягивает из ножен уст
Рапиру, обломанную у самого эфеса
Удар парирован донельзя отточенным клинком
Единственной фразы
Неуклонный занавес
Разделил собою два волнующихся моря
Испуганных фей
И тайком восхищающихся зрителей
За Проливом нарастает беспокойство
Новая сплетня поселилась на языках
Вытеснив с них все остальные
Победитель – в опале
В редкий момент одиночества
Отдает идеи на немилость свечи
Раз уж их нельзя предать забвению
Пляска распутниц
Находит последнее отражение в пляске огня
В пляске тщеты
Далеко за океаном
Среди тех, кто не изведал
Горечи остроты
Бытует поверье
Съешь сердце врага –
И обретешь его доблесть и силу
Что ж, быть может, далеко отсюда
Искажаются пространство и время
И законы запечатлевают себя сами
На вероломных океанских волнах
Только здесь все по-иному
Пламень, пожравший тысячи идей
Кричащих
Мертворожденных
Дерзновенных
Так и остался глупым
Все, что в силах его –
Проглатывать, не чувствуя вкуса
Уничтожать все без разбору
Парой лет позже
Этим неоспоримым достоинством
Воспользуются крючковатые пальцы
Злодейки, коей нет оправдания
И шедевры отправятся на костер
И пепел осядет на дырявых башмаках нищего
Так оно и случится
В грядущем
Которое крадется вдоль стены
Но так и не смеет проникнуть вовнутрь
Испуганное плачущими музами
Что ж, им не откажешь в смелости –
У них нет плоти
Такой, как эта
На которой танцевали феи
Теперь так хорошо видны поляны
На которых веселились они
Круги сочной боли
Которою брезгуют поживиться
Уста последней потаскухи
И потому ее кудрявая голова
Ныряет вниз
В темноту меж стонущих ног
Дабы спастись от муки созерцания
Тщета
Тщета
Обломана шпага у самого эфеса
Глаза, впитавшие в себя
Спокойное гложущее пламя
Ныне застилаются моросью
Тщета
Кулисы колышутся
Как если бы обрамляли вход
В некое тканевое лоно
Лицедеи рассержены на время
Они жаждали бы его растянуть
Как заслон девственности
Когда истязатель желает подольше
Насладиться болью другой стороны
Нет времени поменять одно лицо на другое
Аплодисменты сменяются свистом нетерпения
В спешке плавятся личности
Высокомерие подливает масла в огонь
Тщета
Тщета
Слышен топот уродливых ног
По краям средоточий сочной боли
В карете уезжает мегера
Исполнившая свой долг
Накормившая вечно голодное пламя
Чужими мыслями
Которые ей не постичь
Образы дерутся и мечутся
Падший ангел успевает стянуть
С господа парик
Россыпью стигмат
Изъязвлено тело его сына
Погибнувшего зря
Любовника неверия
Имя ему –
Тщета
Мастер, почуяв дуновение ветра
Позволяет себе вздохнуть глубоко
Не боясь, что тяжелый воздух
Заполонит собою легкие
И заканчивает раму
Начатую в первом году эры
И на портрете прорезаются живые глаза
И загорается живое пламя
Не глупый факел не оправдавшего себя рассудка
А то пламя, что дышало все время
В молчавшем огарке высокой свечи
Задуваемое непониманием
И наскоро состряпанным презрением
И надуманной ненавистью
И чертовой дюжиной других убогих чувств
Загорается на мгновение
Чтобы зажечь тысячи других свечей
Неразрешимым, на первый взгляд, вопросом
Но – завершается рама
Руками того же самого мастера
И затихает пламя
Во тщете
Если верить тому
Кто зажег его когда-то
Но мы слишком не желаем ему покоя
И потому выбираем недоверчивость.