Исповедь о счастье III

       ИСПОВЕДЬ О СЧАСТЬЕ


       Глава III
       
       Жизнь
       

       Вот и сидишь на скамеечке, пригретый солнышком, жмурясь как кот, и плывут
       эти картины перед глазами то ли как сон, то ли как просто память дремотная,
       тягучая…И вдруг: как дуновенье ветерка легкое, чувствуешь на щеке нежные губ-
       ки дочери! Кто научил тебя, кто надоумил, какое чувство в тебе, маленькой,
       родилось и за ручку ко мне подвело? Знаешь ли ты, понимаешь ли ты уже, что
       поцелуй этот я и на том свете помнить буду, ласку твою нечаянную, детскую, в
       грудь спрячу и нести буду бережно и нежно до конца жизни…
       Откроешь глаза, а навстречу близко-близко хитрющие глазоньки дочки. И меч-
       ты сразу: чтобы и на охоту и на рыбалку доченька рядом была, обнимешь ее,
       прижмешь к себе и смотришься в глаза ее как в зеркало, а она, понимает ведь
       все, щурится на тебя молча и ждет… А ты молчишь, взрослый и старый, упиваясь
       этой молчаливой близостью и сгорая в нежности и любви!
       Всего себя хочу отдать… В моей жизни, помню, только один раз, с папой в
       лес, в настоящую тайгу за грибами ходили. Сослуживцев папиных было много,
       грибов тоже было много… Помню как с огромным уважением папины сослуживцы к
       нему и маме относились, помню скатерть огромную, белую, на поляне растеленную
       и еды вкусной (на свежем – то воздухе) горы! Было мне не больше шести лет,
       но и сейчас, просто наяву вижу сосны эти огромные, запах их ощущаю и папу ви-
       жу и помню, как взял он меня на руки, присев на огромный пень, и молча при -
       жался щекой к моей щеке. Редкая нежность папы, сурового вообще-то человека,
       по пальцам мною сосчитанная, так и живет во мне, даже в 51 год, выдавливая
       слезы из глаз, и, не дай бог, если вдруг ночью это вспомнишь, бессонница до
       утра, как верная подружка, измучит до изнеможения. Ни бабушек, ни дедушек
       не было, отцовские редкие ласки, бесконечные его командировки по нескольку
       месяцев, мама,измученная мною и братом (хулиганы ведь были), вот и все
       детство.., до жути дорогое! Потому и рвет мою душу любовь к дочке, потому и
       живу мыслью одной- доченька, помни меня!
       Леса эти, где с папой грибы собирали, разведаны были…Чтобы туда попасть
       нужно было на окраину города добраться, на пароме через Шексну перебраться и
       потом, километров пять, по лесным тропинкам, к дружку нашему в деревню уста-
       лыми ножками притопать… Бабушка его, молоком с краюшкой хлеба, нас накор-
       мит, даст Витьке, дружку, в дорогу узелок, чуть-чуть отдохнем и – назад.
       Знали бы мама с папой как я, шестилетний, брат мой – девять лет, гуляли, и,
       сужу по себе, сошли бы с ума.
       Не знали они и не ведали как мы с братом, обнявшись, похолодев от страха,
       смотрели на лохматую матерую рысь, которая потихоньку подбираясь к нам
       нервно, как в судорогах, когтями царапала ветку дерева… Почему вдруг
       рванула она в сторону, кто остановил ее?.. Что бы почувствовал мой папа или
       мама, когда я рассказал бы им, что стоял, помертвев от страха перед огромным
       лосем в диком лесу, а он фыркал и хрипел и рыл землю передними огромными
       копытами… Что бы вообще взрослые сказали, когда услышали мой детский го-
       лосок, твердый и непреклонный: «Уходи! Уходи домой!» Что бы вообще ска-
       зали взрослые, когда я бы им объяснил, что понимал - нельзя кричать, нельзя
       бояться и голос должен быть твердым и спокойным. Бог хранил… Хранил всег-
       да… Когда на зимней рыбалке, мальчишкой, под лед с головой - не испугался,
       смотрю вверх, понимая, что полынья светлее должна быть и не вижу различий,
       головой пару раз в лед ткнулся и замер, раздумывая, что делать – ни крика,
       захлебываясь, ни рывков бесполезных - думаю… И когда дружок длиннорукий упал
       на лед, рукой длинной за шиворот ухватил и рванул наверх, с улыбочкой, на
       глазах у всех, струйку воды изо рта выпустил и увидел вдруг, один из всех,
       путь к берегу среди огромного множества полыней. И вывел десяток пацанов за
       собой, испуганных, замерзших, со слезами на глазах… И опять – таки ни страха
       и даже думки не было, что плохо все будет. Всю жизнь, другой бы уже давно
       погиб, Бог хранит меня… А я злорадствую, знаю, зачем хранит - чтобы в муках
       потом я понял: не так все просто в этой жизни!
       Когда студентом, испугавшись, достоинство свое мужское унизить, на нож по-
       шел в вестибюле общежития не пуская чужаков, когда полоснули ножом прямо
       под левый сосок, чуть-чуть - на пол сантиметра достав, - верил: Бог хранит!
       Долго потом шрамик напротив сердца жил, а потом исчез - так видно нужно
       было.
       Когда опером был и на глазах у толпы пошел на стволы, которые стреляли и
       стреляли, а я шел, невредим, и взяли мы все-таки врага - верил: Бог хранит
       меня! Когда опером был и от бессилия и стыда, что те, кто должен был,испу-
       гались, полез на нож и победил и стоял, потом на дрожащих ногах и слушал
       людей что-то мне говорящих, верил - Бог хранит! И свято верю в одно: храня
       меня, Бог хранил и хранит моих детей и будет у моих детей славное будущее и
       будут благодарны им люди за их дела! Иначе, зачем жить!?
       И много, много еще было в жизни такого, что и не было бы уже жизни этой, а
       все ж тянутся бесконечно день за днем, и терпишь боль бесконечную, а иногда и
       муку и не понимаешь - зачем?! И только любимые мои дают силу и веру, что все
       не зря…Не зря…
       Все эти воспоминанья, мысли, и грустные, и светлые - разные, легко, без
       натуги проплывают в голове, когда ведешь машину в какой-нибудь дальней поез-
       дке, проносятся мимо леса, поля наши русские, а потому, даже летом, полные
       грусти и под монотонный шум мотора думается хорошо, и детство вдруг вернет-
       ся, в мягкие лапы сердце твое возьмет и нежно держит…Глянешь в зеркало зад-
       него вида, а там дочурка наша мирно сопит в две дырочки и мама, чуть нахму-
       рив брови, смотрит на мелькающие мимо деревеньки и так мирно и спокойно ста-
       нет на душе, ехал бы и ехал не останавливаясь: впереди путь- дороженька, а
       за спиной - просто море любви и ласки.
       

       (ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)