29 02 2008 Конечно, хорошо! Миниатюра из жизни

    *    *    *
Конечно, хорошо, что можно вот так беззаботно лежать на траве на этой маленькой лужайке посреди зарослей малины. Мне нравится здесь отдыхать и, укрывшись от всего мира, думать о своём. Особенно люблю эти минуты, когда кажется, что в целом свете только и есть я, да эти заросли малины. Ягоды передо мной гроздьями, только руку протянуть. А выше нас с малиной - только небо. Я смотрю, как там плывут редкие облака-киты. Они двигаются медленно, будто хотят заставить меня остановиться и перестать всё нестись куда-то в мыслях. Иногда мимо меня проходят разные жуки, да деловитые муравьи. Вот опять один из них появился, прошёл по моей руке и отправился дальше по своим делам. А я такая большая, что даже не существую для него. Для него - я гора. И он может часами взбираться по мне.

А мне никуда не надо спешить, я ничего никому не должна. Такой вот он - рай. Только странно, что не смолкает этот лягушачий гомон. Никак не соображу, откуда здесь лягушки? Пруд далеко, их в этом месте не должно быть слышно. Да и поют они обычно только по вечерам и по утрам, а сейчас день...

К голосам лягушек прибавляется ещё какой-то тревожащий сердце звук. Он смутно мне что-то напоминает. Где же я его могла слышать раньше? Что это за дополнительный звук, не похожий ни на что? Такой жалобный, вытягивающий на свет что-то самое сокровенное из моего сердца. Я лежу, глядя в небо и слушаю этот звук.

Вдруг прямо надо мной резкий голос провозглашает: "Женщины! На уколы!" И яркий свет разрезает пространство. Я медленно выплываю из своего чудесного рая. Сон уступает место реальности, она с трудом проступает в моём сознании. Мелькает мысль, - Когда же они дадут поспать! Ни днем, ни ночью от них нет покоя...

Я хочу снова занырнуть в мой райский сон, который вижу каждую ночь здесь в роддоме. Но сон окончательно тает, когда вспоминаю, что я уже родила и могу теперь лежать - как хочу, и даже на животе. О ребёнке, которого я видела всего несколько секунд, я боюсь даже думать. Его мне показали, подняв высоко надо мной, он кричал, а я теряла сознание и улыбалась. Мне было и пусто, и наполнено одновременно. Это мальчик. Белокурый, почти лысый, маленький мальчик. Он кричал, надсаживаясь и багровея, а мне было его нестерпимо жаль, но я ничем не могла ему помочь. Тем более, говорят, что дети должны плакать, чтобы развиваться. ...ну тогда пусть плачет, раз ему это нужно, - думала я, проваливаясь в темноту обморока, - Всё позади, я это сделала, и даже не кричала, и не надоедала врачам, только я очень устала, и...

Очнулась я опустошённая, с онемевшим, будто чужим телом. Мне показалось, я полностью полая внутри - только оболочка, попробовала пошевелиться, но не смогла пошевелить даже пальцем.

Огляделась. Оказалось, в палате, а рядом на кроватях сидят и лежат всё те же женщины, которых я видела до этого в предродовой и в родзале. Но сейчас я их всех с трудом узнала - поразилась переменам, произошедшим с ними.

Когда я видела их вчера вечером, они мне казались глубокими старухами с искаженными от боли лицами. Я ещё удивилась, почему столько пожилых женщин вдруг решили рожать и оказались к тому же все в одном месте! Они вчера были очень страшными, хватались за животы и корчились от боли. Но мне вчера было не до них. Как и им - не до меня. Все мы вчера были заняты каждая только собой и только своей болью. А теперь они вдруг стали молодыми, сочными счастливыми женщинами. Одна что-то увлеченно рассказывает, а все остальные слушают её и прямо сияют красотой, заразительно смеясь.

Будто время пошло вспять, вчера они были старыми, а теперь стали молодыми!

Они говорят о своих детях, что остались дома. Показывают друг другу фотографии. Меня удивляет, что они могут думать ещё о ком-то, кроме своих маленьких, которые лежат сейчас за соседней дверью - в детской. Я о своём сыне думаю каждую секунду. Как только просыпаюсь, первая мысль о нём. Он такой беспомощный, там - в детской! Один, без меня…

И почему мне его не приносят? - Боюсь даже думать. Они говорят, что с ним что-то не так, потому пока мне нельзя его кормить. ...какая-то ерунда, отговорки, они меня зачем-то обманывают...

Что там такое происходит в действительности, я не знаю, и размышлять на эту тему мне страшно и больно. Я успокаиваю себя тем, что вроде бы он нормальный, я же видела его. Ручки, ножки - всё на месте. Глазки тоже есть. Как он смотрел на меня, не моргая! Когда я дохожу до этого момента в воспоминаниях, сладкая жалость и нежность захлестывает меня с головой. Слёзы подступают к горлу, я ложусь на живот, чтобы хоть немного отвлечься от мыслей и попробовать уснуть хоть на 15 минут, и еще немного протянуть сладкий момент сна. Знаю, надо вставать, а то не успею на следующую процедуру.

Но я лежу. Слушаю гомон голосов новорожденных и меня начинает разбирать смех. Когда я слушаю этот хор, среди всех голосов особенно отличается один. Он меня ужасно смешит, потому что очень похоже, что он сознательно поёт какую-то одному ему известную песню, даже со словами и замысловатой мелодией. А я не могу удержаться и улыбаюсь. Будет певец, наверное! Такой маленький ребенок и уже такой голос, - думаю я. Слушаю эти чудесные рулады, на мгновение засыпаю, но потом усилием воли сдергиваю истому и иду умываться. На часах 5:45. Бррр, какая рань. За окном светлеет небо.

Сегодня мне принесут моего ребёнка. Сказали - после тихого часа. Я мысленно замираю, готовясь ко встрече с ним. Почти, как перед первым свиданием!

Поползли часы до обеда. Ещё больше замедлившись, потащился и тихий час. Да какой там час! В два часа реального времени они умудрились засунуть целую жизнь! Да что там жизнь - всю вечность!

И вот – О ЧУДО – распахнулась дверь нашей палаты, я вижу напротив развёрзнутые двери детской, из них выкатывают тележки с цветными свёртками. Эти кулёчки иногда извиваются как червячки и громко причмокивают. В глубине таинственных пенат детской в хоре голосов выводит серенады и мой знакомый певец. - Здравствуй, - говорю я ему мысленно. И снова улыбаюсь. Он продолжает петь, конечно, не слыша меня.

Наша палата находится аккурат напротив детской, но почему-то детей приносят нашим мамашам в последнюю очередь, потому они всегда выходят в коридор к дверям и ждут.

Румяная чистенькая медсестра, похожая на Снегурочку, старается навести порядок, взывая к здравому смыслу:
- Женщины, не загораживайте мне проход. Сейчас всех детей развезу, и вы получите своих. Соблюдайте очередь!

Все молча раздвигают ряды, в душе тая обиду на излишнюю строгость медсестры. Ведь нам так мало надо – вы только нам первым отдайте наших детей! Но она неумолима, она быстро перевоплощается из Снегурочки в самую неприступную Снежную Королеву. Эта Ледяная Королева ещё строже напоминает, что так не полагается, что есть порядок, идите в палату, а то я пожалуюсь главврачу!

Какой там! Стоят мамы вдоль стенки, как часовые. Сегодня и я стою с ними на священном посту. Не очень понимаю – зачем, но одной сидеть в палате, когда все на посту, мне кажется кощунственным. Вот вывезли очередную тележку с детьми. Пока медсестра-Снегурочка зачем-то вернулась в затихшие недра детской, я разглядываю фланелевые свертки, лежащие передо мной в этой тележке, похожей на плоскую коляску. Все свертки спят, и только один крутится с боку на бок. Он не спит. Туго спеленатый сиреневой пеленкой, он сгибается то влево, то вправо, потом остановится, и смотрит на меня из под съехавшей пеленки, насупившись. Он так гневно молча смотрит, что у меня возникает ощущение, будто я в чём-то перед ним виновата. Мы некоторое время смотрим друг другу в глаза, потом медсестра выходит и укатывает дальше по коридору тележку с моим молчаливым гневным собеседником в сиреневом «смокинге».

Вот, наконец, подошла наша очередь. Нам раздали наши сокровища. Мой лежит на кровати и спит. Это такой же свёрток как и у всех. У него желтая пеленка в розовый цветочек. Он спит, слегка шевеля губами. А я разглядываю его. Но боюсь взять на руки. Жалко будить. Женщины смеются и говорят, что будить надо обязательно.
– Как же! Ты же его не покормишь, и он останется голодным. Ты что! Буди!

Я стараюсь будить, осторожно взяв его на руки. Никак. Спит. Они говорят, что надо пощекотать по носу, он чихнет и проснётся. Я щекочу уголком пеленки, он чихает и начинает плакать.
- Вот! Теперь корми, успей попасть ему в ротик, - подсказывает мне профессионалка с пятнадцатилетним стажем мамы трёх детей. Я стараюсь, но ничего не выходит. Ребенок извивается, и я никак не могу с ним совладать. Удивляет неожиданная недюжинная сила, откуда-то взявшаяся в этом маленьком тельце. Он продолжает извиваться, так и не приняв ни капли молока.

Время идет, скоро кормление закончится. Две женщины уже закончили, их дети мирно спят у них на кроватях, а я всё никак не могу ничего добиться. Я в панике. Снова и снова пробую, а ребёнок вконец извертелся, но не ест. И тут он выпростал свою ручку из под пелёнки, и с еще большим энтузиазмом стал из неё выпутываться, как будто разрывает гидру. Вся пелёнка распеленалась, я в растерянности, не знаю, как быть, пытаюсь снова запеленать сына.

Тут женщина, стоящая рядом, говорит:
- А давайте посмотрим, зажил ли у него пупочек? Ведь, если зажил, то нас тогда скоро выпишут. Ведь мы их родили всех в один день, значит в один день всех и будут выписывать!

Кто-то напоминает, что этого делать нельзя – запрещено разворачивать детей вне стерильной детской – можно внести инфекцию в пуповину. Кто-то аргументирует, что он всё равно уже сам развернулся, почему не посмотреть? Но мне эта идея совсем не нравится, я вообще боюсь что-нибудь ему повредить. Но соглашаюсь проверить, раз представился такой случай. И вот все женщины, собравшись возле моей кровати, ждут результата нашего исследования.

Гуру Среди Мам умело разворачивает пеленку и восклицает:
- Ещё немного! Один-два дня и нас выпишут! Смотрите – пупок почти зажил.

Другая спрашивает меня:
- Ну что муж доволен, что у вас девочка? Как назовете?

А я отвечаю, что у нас мальчик.

Она недоумевающе улыбается и кивает мне на ребенка, – Да где же это мальчик?? Это же девочка!

Я откидываю пелёнку, да это и правда - девочка! Все на меня смотрят, как на ненормальную. В их глазах читается укор: «Как же ты даже не знаешь, кого родила?» А я ничего не могу понять, кажется, сейчас упаду в обморок от всего этого сюрра. Кто-то догадывается посмотреть бирку на руке ребёнка. Читаем, да – девочка. Маму зовут Камилла с мудреной фамилией, которую я тут же забываю.

Что делать? Я не знаю. Я в такой растерянности! Нет. Это сон! Так не бывает. Когда же я проснусь? Гуру Всех Мам запеленала этого чужого ребенка, и он молча лежит, будто размышляет вместе с нами, что же нам делать.

"...оказывается я не родила никого, а всё мне приснилось..." - мелькает в моём уставшем мозгу.

- Да, что ты так расстроилась? – смеется одна из моих новых подруг, - так часто бывает! Просто перепутали, вот и все. Пошли, найдем медсестру или саму маму, и ты еще успеешь своего покормить. Если его ещё не покормила эта Камилла, - весело и ободряюще подмигивает она мне.

Мы вышли с ней в тихий пустой коридор. Честно, если бы не эта милая моя помощница, моя Гуру, я бы не знала, что делать и куда идти, так я была растеряна. Голова еще плохо соображала, я все никак не могла придти в себя после моего обморока в родовой. Мы пошли по палатам, осторожно открывая двери и тихо окликая:
- Камилла? Камил-ла?

В самой дальней палате, уже в конце коридора нам ответил мягкий голос:
- Я Камилла! Что такое?
- А мы к ва-аааам, - улыбаясь говорит Гуру Всех Мам.
- Заходите! Только я ещё ребеночка своего не покормила...

Мы вошли. Миловидная Камилла склонилась над сиреневым тугим кульком, лежащим на кровати. Он не спит и смотрит прямо на меня. Этот гневный взгляд я сразу узнаю.

- Не спит и не ест, - пожаловалась на моего старого знакомца Камилла.
- Наверное потому что это мой сын, а не ваша дочь, - неожиданно для себя говорю я, улыбаясь.
- Как это? С чего вы взяли??
- А смотрите! – моя Гуру по Распознаванию Младенцев аккуратно достаёт ручку девочки, лежащей на моих руках. И показывает бирку, – Это ваше имя?
- Да, конечно, это я - Камилла! – и Камилла принялась заразительно смеяться. - Так вот оно что! Не ест ваш у меня, и всё. Я и так и эдак, но он ни в какую...
- Надо же, и ваша у меня не стала есть!
Мы положили наших детей рядышком, они тут же молча уставились друг на друга. Мы развернули сиреневую пеленку. Да, мальчик. И на его руке бирка с моим именем. И мне стало так легко и свободно на душе, будто я в тот миг решила мировую задачу по добыче энергии для всей планеты. На тысячу лет вперед!

Все женщины в палате стали хохотать, и громко восклицать. Моему гневному, до этого молчаливому джентльмену, это ох как не понравилось! И он закатился плачем.

И что же это такое? Вот уж точно - сегодня день открытий! С первых нот громогласного плача, я поняла, что я знаю этот голос. Это же мой старый знакомый певец! Это ЕГО голос я слушала всё это время - и утром, и днём, и вечером. Это ЕГО голос выделялся среди хора сотни требовательных детских голосов. И это с НИМ я мысленно разговаривала, когда все в палате кормили своих малышей, а я одна сидела у окна, разглядывая сквозь стекло облака, деревья, дорогу, и слушала его замысловатые песенные упражнения...

Мы быстро вернулись в палату, и я даже успела покормить сына. И он ел, причмокивая, и он уже не был таким гневным, а смотрел на меня не мигая, будто силился что-то вспомнить. А потом мирно уснул. И так он поспал немного на моей подушке, когда я удобно уместила его в самом её центре. Сын спал и улыбался во сне, а я не могла оторвать от него глаз. "Это не ребёнок, это само совершенство," - думала я.

А потом за детьми пришла та же медсестра, что и принесла их. Мы рассказывали ей, какая вышла история с переменой малышей, и наша Снегурочка то бледнела, краснела, а глаза её делались всё больше, и больше. Она принялась было извиняться, но мы её успокоили, мол – с кем не бывает?.. А она даже не посмела нам выговорить, что мы ТАК нарушили правила, развернув младенцев вне стерильной детской... А мы простили ей её былую строгость и неприступность, в её бытность Снежной Королевы. Мы были выше всего этого, ведь нам скоро на выписку – точно через день или два!

А потом, вечером когда в детской снова поднялся гомон, я слушала родной голос этого "певца" - нового генерала моей жизни, и улыбалась.
 
    *    *    *

Прошло 20 лет. Я пишу сейчас эти строки, а мой "серьезный генерал" сидит в беседке напротив меня, ест малину и смеётся, читая смс-ки от своей девушки. Смотрю на него и мне не верится, что это ОН умещался в центре моей подушки, и она ещё была так ему велика!

Кажется, жизнь летит, намного обгоняя время...
 
    *    *    *

29 февраля 2008 года.
Это реальная история из моей жизни. Всё было точно так, как записано. Жизнь - лучший сценарист!)
Рассказ-победитель конкурса «О материнстве» на портале galya.ru