Абсолютная видимость

 «Они знают, что делают, мы же не ведаем, что творим!» – с этими словами автор достает скальпель из внутреннего кармана своего пиджака и перерезает себе горло.

Публика аплодирует стоя.
Процесс выделения гноя
компенсируем наложением грима.
 
Напоминаем: «Любая идея хороша, пока она неосуществима.»

Попавшие под раздачу опрокидывают рубежи.

В руках у меня пассатижи.
В крови не хватает лажи.
Суммарный запас терпения регенерирует залп.

Я же сказал, что я уже все сказал.

В центре происходящего возвышается гигантский граненый стакан из бронированного стекла, наполненный чуть меньше чем наполовину спиртом (фронтовые сто грамм). Спирт символизирует кристальную чистоту (чистый спирт) и стойкость духа (spiritus в переводе с латыни означает «дух»). Стакан – это одновременно колонна; колодец; сосуд, которым чокаются («все мы чокнутые»); хрустальный саркофаг великой русской идеи-красавицы; мавзолей недосягаемой истины, гипертрофированный образ мятежной действительности («буря в стакане») и символ уходящей эпохи (на смену граненому приходят одноразовые пластмассовые). Сверху на стакане возлежит ломоть хлеба соответствующих размеров вылитый из бронзы. Внутри стакана в спирте при помощи специальной лазерной установки «внутренним огнем» высвечивается надпись «Духом окрепнем в борьбе». Монумент, кроме всего прочего, реализует давнюю национальную привычку - смотреть на мир сквозь призму стакана.

Фонтанирует рваная рана,
вызывая словесный понос...
Или моральный износ?
Мысли идут вразнос...

Внезапно возникнув, смущает некруглая дата.

По поводу «Черного квадрата»
хочется вставить несколько строк:
 «…Окунувшись в его многозначительную тьму, легко обнаружить и пару начищенных ваксой армейских сапог в неосвещенном казарменном углу, и пугающую глубинную темноту крупнокалиберного дула, и покрытое пороховой гарью лицо вселенского разведчика, сквозь приборы ночного видения изучающего пространство для предстоящей атаки...»

Цементируем накипь.

Огненная надпись внутри стакана меняется, теперь она гласит: «Между двумя полюсами бессмертия проистекает гниль!».

Разогреваем гриль.
Выходим на новую паллиативную грань.

Поверхность кажется вздрюченной. Местность оказывается пересеченной. Округа утыкана предупреждающими табличками с надписью «Всюду бздёж!» и усыпана какими-то скомканными бумажками. Первый Случайно Оказавшийся Здесь дважды топает ногой по поверхности. С абсолютно чистого неба вооруженные до зубов на крыльях любви спускаются Остальные. Они изучают местность, одновременно подбирая разбросанные бумажки. Первый знаками дает команду занять оборону вокруг Граненого Стакана. По периметру этого сооружения неведомые братья по оружию выкапывают равносторонний прямоугольный окоп, откидывая грунт наружу и создавая подобие бруствера. Заняв круговую оборону, возведенную в квадрат, бойцы невидимого фронта устраивают словесную перепалку, читая собранные ими бумажки (каждый свою). Первый читает: «...глаголом жги сердца и недра, и заусеницы грызи на срезе собственного нерва, безукоризненном вблизи...» Следующий читает: «...Метни налево и направо свою взыскующую мысль и многочисленные травмы им нанеси, не поленись...» Остальные читают, кто во что горазд, один и тот же текст, создавая словесную какофонию. Последний читает: «Приди. Приди, пока не поздно, необоснованный такой. И в состоянии коматозном раскинь убийственной мозгой...» Первый читает: «...В конце концов у изголовья сложи отдельные куски...» Следующий: «...Уж постарайся - внемли зову. Исполосуй, распотроши... но обозначь первооснову всегда распахнутой души...» Остальные:
Перекрестный словесный огонь заглушается взрывами вражеских аплодисментов и раскатами предательского хохота. В апофеозе происходящего в ход идут водяные пистолеты, которые заправляются тут же кровью и мочой самих братьев по оружию...

Раздаются сигналы абсолютно точного времени и бой курантов.
Голос Вечности вещает, шифруясь:
иьчивед ишан ырги
ьтавиртамсдоп идох ен
еынтеваз икнесеп
ьтавишулсдоп идох ен
ионидоромс юонсарк
юонилам меьнешив
меьнешив меадиказ
еылим ьсетмижебзар
иладзи мидиваз как
ацдолом минамаз как
умешан удоворох к
ацдолом етинамаз
юунтеваз укнесеп
укнесеп етинятаз
еылим ьсетйялугзар
ыцивед ьсетйоргызар
икьнежурдоп икьнешуд
ыцивасарк ыцивед

Бой курантов переходит в музыку. Параллельно Голосу Вечности слышится «Песня девушек» из оперы П.И.Чайковского по роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин»:
Девицы, красавицы!
Душеньки, подруженьки!
Разыграйтесь, девицы.
Разгуляйтесь, милые.
Затяните песенку,
Песенку заветную.
Заманите молодца
к хороводу нашему.
Как заманим молодца,
Как завидим издали,
Разбежимтесь, милые,
Закидаем вишеньем,
Вишеньем, малиною,
Красною смородиной.
Не ходи подслушивать
Песенки заветные.
Не ходи подсматривать
Игры наши девичьи.

Голос Вечности звучит отовсюду:
«...Сегодня деятели искусства, преодолев период культмассового пацифизма, вновь бряцают метафорическим оружием и в полемике показывают зубы. В обществе спектакля ассенизаторы человеческих душ волей-неволей становятся участниками виртуальных побоищ за дыру для вселенского слива. При этом театр военных действий обозначен на карте новейшей истории буквами "Мэ" и "Жо" в виде стратегически важного отхожего места. А из амбразуры напичканного электроникой «Черного квадрата» сквозь зубовный скрежет машины уничтожения слышится голос вездесущего современника: «Мы будем их мочить в сортире». В определенный момент на пороге этого повсеместного нужника возникает матерый человечище. "Папаша, огоньку не найдется?" - задает он судьбоносный вопрос. "М-м-м..." - испуганно мямлит справивший мелкую нужду современник. "Ты что - глухонемой?" - вопрошает этакая монструозная глыба. "Ага..." - отвечает зашуганный человечишко, скукоживаясь до размеров зловонной антропоморфной кучки. "Понятно." - саркастически констатирует уже не мужчина, а радиоактивное облако в красных революционных шароварах...»

Чудом уцелевшие группируются и партизанскими тропами уходят от ответственности, унося на своих плечах раненых и распевая песню:
Где царит абсолютная видимость,
без какой-либо надобности
мы снуем у подножия виселиц,
под которыми ляжем костьми.
Так пускай возрастает количество
восхитительно вздернутых нас,
и диктатор апокалиптический
воплощает карательный джаз.
Пусть поют поднебесные дауны
по причине утраты и без.
Мы частицами элементарными
перейдем в категорию экс.
Без напряга мы влипнем в историю
и сплоченные общей судьбой
не иначе как станем героями
Окончательной Мировой… ой… ой… ой… ой…

Вай-вай-вай-вай… Солнце русской поэзии имеет бледный вид, отчего излучает невероятно едкие флюиды. Ультрафиолетовый смысл вываливается из него, как язык агонизирующего висельника. Он проникает внутрь стакана сквозь прореху, образовавшуюся от сдвинутого набекрень бронзового ломтя. Спирт воспламеняется. Внутри стакана высвечивается надпись:
«Искусство – это битва за эфемерное, в которой победителя судят».

…ой …ой …ой… ой… Поминальное эхо вторит удаляющемуся грохоту эпохальных сапог, придавая терпкую идеомистическую подоплеку происходящему. «Правильным путем идете, товарищи! – шуршат плотные слои атмосферы. - Да здравствует кровь насильственных дефлораций запекшаяся на божественном члене матроса Железняка!».