Из цикла Превосходство быстрых

* * *
Допустим превосходство быстрых,
причем, как минимум, из ста
один, расхристанный как выстрел,
распространяется в местах
скопления. Контрастом
им обозначенная часть
тому, что выглядит напрасным.
Не исключается упасть
под пристальным. Нелепость
сопутствует, но это стиль.
Ему, естественно, хотелось
и удалось произнести:
“Да здра...”, - согласная восстала
из списка вытесненных. Как
растапливаемое сало,
распространяемый обмяк,
сожмурился и вытек.
Ну, разумеется, везде.
Отсюда несколько событий:
звезду представили к звезде;
распалась каста коренастых;
вопросов больше, чем волос...
Сопоставляемые наспех
свидетельствуют - началось.
Касаемо чужих записок, -
я не просек, но на потом
отмечу, стиль мне в чем-то близок.
И, закупоривая том,
опять подумаю о мокром,
пожалуй даже о конце,
который вновь выходит боком
и попадает в эпицентр.


***
Не говорите о еде
употребляемые сразу.
Я вам понятен или где?..
Четыре тертых кандидата
(двоим уже под шестьдесят),
не вылезая из засады,
горят желанием доказать.
Который справа – конгруэнтен.
Который слева – был на днях
у наглотавшегося этим.
Элементарный отходняк
у остальных... Но не взатяжку
шалить изволите, мадам.
Какие ж страсти без сермяжки.
Бери шинель, пошли в вигвам
иметь претензии на ужин.
Кусаться будем по весне.
Прыщами вылезем наружу
предрасположенные все,
периодически скандаля,
хронически комплексовать.
На нормативном интервале
при растворяемости вспять
не в меру трезвых укачало,
не в меру пьяных развезло.
Чем пародировать начало,
хватайся лучше за весло,
да выгребай из огорода,
пока шевелится в костях
неугомонная природа,
и искушения шелестят.
В ориентирах аномалий
видавши виды сделай вид.
Сползая по диагонали,
кто не химичит, тот хандрит.



* * *
Не заставляй меня плакать, животное.
Не говори мне: “Рр-р-р-раз-
уподобляемся”. При мысли: “Вот оно!”,-
дай не ударить в грязь,
распотрошив это жаркое множество,
где несколько больше двух,
возможно даже слегка восторженно
произносимых вслух,
но междометий. И далее разное:
ответчик тире истец
плюс или минус равно отказано.
Прикосновение здесь
уместно, но только взаимоострое,
обоюдоактивное. Между тем,
помни, - мы слишком отменные особи,
чтобы лишаться тел.
Не перебарщивай. Легче дышится,
и вероятность впасть
в сентиментальность слегка завышена.
Итерпретируй страсть.
Предпочитая казаться плюшевым,
сделай своё “замри”
в позе “питающегося душами”,
лязгнув при счете три.
И утвердись в генетическом статусе
кровосмешением встык,
над преждевременной язвой усталости
высунув мой язык.


* * *
Никаких оправданий. Твоя возня
провоцирует козни грядущих зря.
Удивляться нечему.
В направлении близком к встречному
совершаем выползку. Понимаешь ли,
мы могли бы выстоять, но нас нашли
в той самой “капусте”. А теперь представь,
как в таких условиях закалялась сталь.
Сука безусловно... (См. “Образцовый кусок”).
И стайкою, как это говорится, наискосок,
мелкими перебежками, обнаружив прыть...
На исходе прежнего начинаешь гнить.
То есть становишься пищею, - в перспективе “Смак”.
Позывные лишнего - “всюду” и “весьма” -
схватываешь на лету. Курс зюйд-вест.
А если и не в ту, то все-таки не без
задней мысли о большой нужде.
Из сопоставления “негде” и “нигде”
возникает нечто, похожее на причину
по которой действуют только наверняка.
Когда нас включили в перечень, то не уточнили чьи мы.
Отсюда твое задание - взятие “языка”.


* * *
Мне нравится слово “попысать”,
когда без пятнадцати в путь,
но предвытекающий смысл
еще позволяет вдохнуть.
Еще позволяет, и этим
смещаемый ориентир
уже ощутимо конкретен.
Ты чувствуешь, как ни один...
Ты чувствуешь, как ни когда-то,
ни где-то... Короче, - впритык
к понятию “инициатор”.
Твой отягощенный язык,
коверкая, термин “уретра”
выковыривает у рта,
и с точностью до миллиметра
моча ударяет туда,
где мутная удаль породы,
и медитативный бутон
порой торпедирует воды,
откладывая на потом
цветение... Вот и опора,
наличествующая, как
в твоих кратковременных порах
секреция и аммиак.


ДВА К ОДНОМУ

1.
Покусывая нижнюю губу,
не существую, но произрастаю
подобно виртуальному горбу.
Вблизи до безобразия простая
действительность. Из разного мазня.
Сезон необязательности. Звуки,
нанизываемые на сквозняк,
кучкуются в пространстве показухи.
Для памяти достаточно пятна.
В итоге ключевая мизансцена,
где явно доминирует она,
неотвратима, но второстепенна.
Однако совершается, и ты,
в сиянии финального износа
вываливающийся из игры,
имеешь место как метаморфоза.

2.
Соотносимая весьма
с высокой степенью износа
над невесомостью письма
довлеет мизерная доза
твоей значительности. Из
непритязательного рая
ты вывалился и повис
на пуповине, постигая
квалификацию куска
не долетевшего до цели
от “наблюдает свысока”
до “существует на пределе”.


ПОГРАНИЧНОЕ СОСТОЯНИЕ (1)

Мозги имеют форму клина.
С их узкопрофильного дна
всплывает мысль, как субмарина,
и торпедирует созна-
ние, взметая свойства
не характерные ему:
от невесомости до скотства.
В пробоину втекает смур.
Искрятся кромками надрывы.
Как будто вывернутый внутрь,
гул пустоты латает дыры,
укореняясь как-нибудь.
Куски извилин и излучин,
в нетрезвой пахоте ума
слиясь, низложены до кучи.
Их выгребная кутерьма
кустится дрязгами фантазмов –
последним может стать любой.
Что объясняется не сразу
приобретенной головой.


ПОГРАНИЧНОЕ СОСТОЯНИЕ (2)

Козыряя крайностями мании
в эпизоде с выходом на сдвиг,
обнаружил степень понимания,
по которой вычислил своих.

От того ли в следующей серии,
углубляя церебральный криз,
обнаружил долю недоверия
как неприспособленному грызть.

В этот же период без посредника
выдвинул иной императив
и в метафизической истерике
стал до безобразия игрив.

Но уже на стадии свершения,
обнаружив массовый психоз,
с внутренним вопросом «неужели я?»
выглядел свихнувшимся всерьез.



ЭТ…НА

Продолговатая на вкус
произрастает нерешимость,
где я уже не шевелюсь,
но, где недавно шевелилось,
увы, не только у меня.
Так называемые дали
в честь исторического дня
не застревают в интервале
от сих до сих. Дрожа межой
лежит податливая сырость.
Над ней колышется пушок,
как программируемый силос.
Наверняка один из тех,
кто нарывается на грубость,
хранит спокойствие везде
который час, но время вздулось.
Уже забрезжило. Мандраж
по возрастающей. Трепещет
предупредительная блажь
над загазованностью трещин.
Недвижимое дребезжит.
Чуть ниже прежнего оно же
санкционирует режим
пренебрежения похожим
на кое-что. Гудят бугры.
Воображаемая шалость
диктует правила игры,
что разумеется сказалось
предрасположенностью к “ах!”.
Наращивая, воплощая
безукоризненный размах,
вспухает жажда урожая.
И, начинаясь с ерунды,
приобретая габариты
обожествляемой елды,
величественней Афродиты
из-под земли восходит твердь
в аллегорической пижаме.
Её желание иметь
пропагандируют скрижали,
чьи плоскости достойны мха,
или по крайней мере пепла.
Обогащенная труха
задорит вздыбленное пекло.
Оно возносится, резвясь
непредсказуемостью транса,
и хлещет плазменная грязь
в неизъяснимое пространство.


СВЕТОПРЕДСТАВЛЕНИЕ

       Свете Литвак
 
Армагеддона совершеннее
в эпизодическом аду
рисует мне воображение
двух лун слияние в одну...

Их ком магнитоэкстатический,
и совокупная стезя,
от превосходства до величества
прослеживающаяся.

Триумф свечения, как если бы
воспламенились в унисон
самоубийственные бестии
при бегстве их за горизонт

вообразимого. Изъяв восторг
из суицида на миру,
своим космическим сиятельством
латают черную дыру.



* * *
В экстазе фаз с глазами разными,
активизируя бузу,
взлезаю, “карапузом” названный,
на заказную егозу.
Ей запузыриваю в паз
и зырю, - резкое, как гейзер,
не без изидовых прикрас
своеобразие претензий.
Казалось бы, - апофеоз.
Из низости взрастает роза
репродуцируемых поз.
Внезапно, - бац! - серпом вопроса
неоднояйцевый близнец
во всю мозолистую силу
сигнализирует извне:
“Что есть действительно красиво?
И где та самая стезя
достойная иносказаний?”
А сам, оказывается,
седьмые сутки партизанит
без естества, зато вблизи
безукоризненный как пися.
Кто перелистывал “И-цзин”,
тот, разумеется, возвысил
сей образец до созерца-
ния в единственной стихие.
Их кровеносные тельца
заголосят на суахили,
когда я выпестую связь
слезы, вместимости и слизи,
и, добросовестно трудясь,
войду в позиционный кризис
сквозь омерзение. За сим
предполагается Освенцим,
изысканный, как апельсин
над обезглавленным младенцем.


* * *
Я вижу как, проистекая
вдоль анонимного хребта,
процесс осваивает ткани,
и неминуемая та,
что на поверхности, отсеяв
предупредительную сыпь,
насытно всасывает семя
неизъяснимого. В связи
с условностью сопоставлений
испод варьирует окрас
сквозь неизбежный эпителий
интерпретируемых масс.
Над их конкретными пластами,
без риска выродиться в смесь,
загустевает слизистая.
Предполагаемое здесь
взаимодействие нелепо
при совокупности помех.
И смысла выпростанный слепок
скользит испариною вверх.


* * *
Четвертого числа я, написав:”Молитесь
пока не окровавится свеча”,
укоренился членами правительств
на почве однозначного хрыча,
практически ничем противореча
конечному. Такая вот подача.
А впрочем, предначертывался вечер,
где “...я в напрасной скуке трачу
судьбой отпущенные дни...”
пузырилось в прослойках болтовни
и множилось количеством поллюций.
Случайно обнаруженный Конфуций
хотел эякулировать вовнутрь,
но в горло я ему успел воткнуть
и там два... три... четыре раза...
Мой твердый дух помноженный на разум
вдруг вылупился из его глазниц,
набычился и выпалил дуплетом:
“В такой стране ты должен быть поэтом!
Но должен и не быть. Поэтому заткнись
и слизывай излишества с натуры”.
Скоропостижно брызнувшая жизнь
пузырилась молозивом сумбура,
грозила угрызениями и...
что называется “не без индикуреса”.
Я оставался всё ещё в тени,
когда уже обсасывали тезу.
Разнообразилось. Под словом “размозжу”
неряшливо шуршали педерасты.
Чуть ниже, чем “понятно и ежу”,
один из них, особо коренастый,
отхаркивал “язык мой - враг мой”... Ой!
Мир оказался слишком волосатым.
На дне его клубился геморрой.
Сгущалась тьма. Я вдул без адресата.


ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Давай друг другу соскоблим пупырышки
и, сквозь невразумительное “фи”
процеживая вызванное ими же
взаимобезобразие в крови,
пойдём на убыль до приобретения
размеров. Ограниченное мной
количество разбавленной материи
достойно называться “ПЕРЕГНОЙ
ДЛЯ ВИТАМИНИЗИРОВАННОЙ СКАЗКИ”.
Поверхность темы вспахивают ласки,
и прорастает якобы-герой
ближайших двух... По крайней мере, этим
уже овладевает перспектива,
где слабоакцентированный третий
является носителем противо-
положного. Кому?.. Чему?.. Эге,
мне, кажется, становится понятно.
Значение вползает по дуге,
и персонифицируются пятна.
“Их было несколько. Они стояли на...
Плюс ненависть, хоть выглядели сыто...” -
кусок интуитивного говна.
Погибнуть в перестрелках простатита -
удел не каждого. Опять же о войне.
Небрежность, обнаруженная нами,
способствует насильственному вне.
Как следствие, - я не оригинален.
Приходится бомбить на посевных,
а это будоражит поселковых.
Хотя укореняющийся вник
и требует чего-нибудь такого,
конкретного. Ну, скажем, о гробах.
Ведь в каждой набухаемой краюхе
торчит неотвратимое “бабах!”,
предупреждая деятельность в духе
“хухры-мухры”. Шельмец на волоске
от безобразий некоторой роли.
Свершается. Уже не важно с кем.
Акт бесконечный. Действие второе.


НОВЫЕ

Вторая станция после моста.
Несколько километров пешком
по гравию... Двое... Они предста-
вители разновременных школ.
Пришли оттуда. Идут туда.
Размеры первичных ног
бдит кратковременная вода,
вдавленная в песок.
Еще и уже повторители нас
(в масштабе один к скольки?)
при проецировании на
рельефный намек реки,
сгущающий злак перспективами рос.
Такие в такой среде.
Их кровные профили есть вопрос
решенный и здесь, и где
в игре направлений зигзаг – акцент.
Прицельный инстинкт ловца –
всего лишь сырье в расфасовочный цех,
продукция чья – пыльца.
Пока не уверены в том, что про-
зрачность имеет вес,
они испускают глазами ос,
и осы несут им весть
высокочастотную, как курсив
сопутствующих реприз,
опровергая «от сих до сих»
прорывами вверх и вниз.


Ближе

Когда это начало течь,
и время стартующих запахов,
приобретая повадки, теряло речь,
мы просто свернули за угол.
Глазницами свеч
застигнутое
превозмогало зрачки,
но не становилось стимулом.
Не зная за чьим
дыханием
первенство,
мы сочли,
что лучше оставить свой вес и довериться раненым.
Их рубцы
поили нас соком невест,
содержащим сиену и цинк
восклипросительных мест.
«Цыц!» - говорило нам обу-
словленное, но мы,
расшнуровав свою обувь,
целовали смолу и любили ногами стволы,
чтобы
прочесть водяные знаки
в сквозном кракелюре крон,
знаменующие воскресение собаки,
презревшей понятие «тайком»,
и не оказаться слишком
медлительными в строку,
где вспыхнет внезапно спичка,
подброшенная к потолку.


НЕГЕРМЕТИЧНОЕ

Зачистил контакты, чтобы не коротило.
Сдал диапроектор на кафедру веских причин.
День выдачи денег в качестве локомотива.
Последняя мода диктует - чуть выше колен.
Сходил на собрание предпочитателей лиры.
Два с четвертью часа считали, что я – феномен.
Во время отсутствия мысли питался кефиром.
Довольно прохладно, но это еще не зима.
Позавтракал плотно и вышел, имея задачу.
О том, что случилось, она сообщила сама.
Когда заплачу, надеюсь, что и не заплачу.
Уснул безымянным, проснулся слегка под балдой.
Вчера познакомились, позавчера поженились.
Какое мне дело до тех, кто сегодня с тобой.
На перекладных догоняющий транспорт с живыми.
Хотел удивиться, но вспомнил, что надо идти.
Есть все основания думать о бане и пиве.
Тем более если еще далеко до пяти.
Рекламная вставка: «Ищите младенцев в крапиве!»
Включаемый выпал, и не оказался включен.
Успел оклематься, пока выговаривал имя.
О чем это я?.. А все остальные – о чем?




Атмосферный фронт

Дождевая пуля пролетит в июле
И игриво чмокнет в раскаленный лоб.
Ты, сраженный этим влажным поцелуем,
упадешь на землю, убедиться чтоб

в том, что небо – плесень. Но какая плесень?!
Плесень вьюжных песен метеоатак.
Хмуря эту плесень, ураганный прессинг
формирует в месиве судьбоносный знак.

Мир твоих иллюзий он затянет в узел.
Перспективу сузив, исказится даль.
Катаклизмом вея, содрогнется время.
Близость апогея вспучит календарь.

Твой продует череп ересь сквозь и через.
Ею взъерепенясь, смысл хлынет ввысь,
где на стыке молний под небесной кровлей
росчерком верховным впишет «О Т З О В И С Ь !».


***
Сморкаясь в руку, но не ради...
(С какими мыслями при этом?)
В целенаправленном заряде
кому куда, а мне надолго.
И если честно, то... А впрочем,
возобновляемый на тонком
взлохмачен и сосредоточен.
непредсказуемостью текста.
Параграф первый: a priori.
Параграф вынужденный: место.
Процесс свечения в миноре.
Их ровно столько, сколько было.
Листая старые подшивки,
святая миссия тротила
осуществляется на пшике.
Зачато тающее войско,
о чем свидетельствует цикл.
Запрограммированы свойства.
И, как всегда, немного цифр.
Сто пятьдесят, салат и шницель,
согласно купленным билетам.
Свернуться, чтобы сохраниться.
Прошу считать меня... с приветом...
конь b4-с2 (вилка)...
И дальше что-то в этом роде.
Но ты-то как сюда проникла?
(см. строку на обороте.)