Из цикла Губительная прелесть бытия

***

За пределами значений,
за барьерами звучаний,
перешагивая через,
концентрируюсь в начале.

Непредвиденный начальник
мне втемяшивает в череп -
будто б я уже отчалил,
будто б я уже кочевник.
Результат, увы, плачевный.

Я его конечно вздрючил,
отхуячил, раскурочил
и вздрочил на клочья сучьи.

Я – не шуточный, а штучный,
атипичный, но не очень.
Мой феномен не изучен.
Я судьбой уполномочен
быть растраченным иначе.

Выполняя не без клича
эксклюзивную задачу,
я выпячиваю челюсть,
нахлобучиваю участь,
и всклокоченная вечность
мне лопочет: «Мучай… Мучай…»



ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ МАРШ

Приди, пока еще не поздно,
необоснованный такой,
и в состоянии коматозном
раскинь убийственной мозгой.

Метни налево и направо
свою взыскующую мысль
и многочисленные травмы
им нанеси, не поленись.

Уж постарайся, внемли зову,
исполосуй, распотроши,
но обозначь первооснову
всегда распахнутой души.

Чтоб легче спорилась работа,
возьмись-ка лучше топором
и шевелящееся что-то
раздеталлируй. А потом

глаголом жги сердца и недра
и заусеницы грызи
на срезе собственного нерва
безукоризненном вблизи.

В конце концов у изголовья
сложи отдельные куски,
а на заре умойся кровью
своей возлюбленной и сгинь.



* * *
Был август не без трупа. Как всегда,
попался рыхлый, лет под семьдесят. К тому же, -
еврей. Элементарного труда
он требовал внутри, а не снаружи,

Иссиний в ореоле волосин,
как пенис пожилого ****орванца,
невыносимый был он выносим,
пульсировал и влажным прикасался

плечом. В процессе выноса твердя...
или твердея... Точно не припомню.
И пуп торчал, как шляпка от гвоздя,
или зачаток будущего корня.


* * *
Предположительно, - кранты!
Не на словах “сыгравший в ящик”
раздеталированный ты.
Консолидация смердящих.
По эту сторону огня
в академическом наброске
плохая видимость меня,
закуска в качестве загвоздки,
пружина жидкого... Мозжит
уже в недвижимом и ниже,
обескураживая жир
санкционированной жижей.
Её количество не зря,
и спотыкается у края
скупая память острия
на слове “втык”, и я втыкаю.


* * *
...И вонь. и податливость кала,
где непревзойденное “бзди!”
мучительно приобретало
способность незримо ползти.
Во мне шевелящийся пальчик
с претензией на экстремизм
не переиначен, а значит,
уже гарантирует жизнь,
на периферии которой
твоя козырная рука
дает ощутимую фору
пускающему петуха.


VICTORIA

Вы уже не потеете, Виктор,
и ваше нутряное “пр-р-р”
не будоражит ваш же сфинктер.
У непроторенной тропы
лежите вы, не мной замоченный,
принципиально на краю.
Удостоверившись воочию,
не сразу, но осознаю, -
мы обоюдоуготованы,
как колея и колесо.
Ужели это вы, которого
я полосну наискосок.
Вот так!.. Брюшную прорву голода
настало время распахнуть.
Вот так!.. Вы слишком брали в голову...
Вот так!.. Вот так!.. Не как-нибудь,
а лигитимно, по-хорошему,
с похвальным... Во-о-от!.. усердьем... Во-о-от!..
Я мо-о-ожет то-о-оже ваше кро-о-ошево...
нао-о-о-о-бо-бо-в рот-т-т...
Так вот какой вы, Витенька,
а не пригрезившийся кто.
И как я тольк(ой) это вытерпел.
Как(ой) вы... О!.. Как(ой) вы... О!..



Кровавая Мэри

Встречая Новый год с пробитой головою,
я вычислил тебя, как опытную тварь.
В компании с тобой мы липли к алкоголю
и в сбивчивой ночи метелили январь.

Тьма выблевала нас к подобию начала.
На пике куража три раны ножевых
ты нанесла тому, кого не повстречала?
Впоследствии на мне зализывала их.



ЧТО-ТО ТАКОЕ

...в этакой тьме мы друг друга нашарили
с целью единственной.....................что-то такое
вспыхнет, и я обновлю твои шрамики,
словно и не было.............................что-то такое
произойдет, и слегка взбудораженный
жжением... мать его.........................что-то такое
зыбкое, но, похороненный заживо,
символизирую..................................что-то такое



* * *
Отрезать голову любимой,
едва ли ведая зачем.
Терзая нижнюю губину,
напялить оную на член.

Воскликнуть: “Нам ли не резвиться!”
Обеспрекрасить до “не ссы”.
И пальцем выскоблить глазницу
летальной в поисках слезы.


* * *

Все так небесполезно, хоть вонзай
по рукоятку в девственную мякоть
и слизывай насильственный гризайль,
предпочитая потакать и вякать

по-всякому. Телесное в тебе
навстречу одобрительному звуку
проклюнется способностью терпеть
и примет соответственную муку.

Тогда же, преодолевая пласт
конкретного, как то, что мною движет,
тобою содержимое обдаст
фонтаном изумительнейшей жижи.

Ранениями взбеленится кость.
В предчувствии периода распада
я, сделав окончательный засос,
не удивлюсь, что ты предельно рада.



* * *

В поисках классической модели
взаимоотношений всё и вся
я тебя конечно отметелил
и теперь, ответственность неся,
довершаю начатое. Впрочем,
эмоциональное сгустив,
между нами в габаритах ночи
возникает больше чем инстинкт.
Больше чем сочувствие... чем нечто
непреодолимое... чем страх...
Между нами возникает вечность
воодушевления впотьмах.
Без агонии, без содроганий
психосоматических глубин.
Ею каждый миг оберегаем
от сопоставления с другим.
Нас она паническим пунктиром
просквозит, изнанку холодя,
емкая как niсht capitulieren
на устах рассветного дитя.



* * *

Не смотри на член головореза,
тайное желание затая,
даже если ты не поэтесса,
а всего лишь дочь секретаря.

Не смотри. Твое ли это дело, -
погружать безумные мечты
в истатуированное тело,
даже если поэтесса ты.

Не смотри. К чему тебе такое?
Этому ль тебя учила мать?
Не смотри, но тайною рукою
дотянись и мысленно погладь.



* * *
Здесь в глуши, где, увы, невесело,
я тебя найду бесконечно кроткой,
но, уже в твоё проникая месиво,
назову обманщицей и кокоткой.

Несмотря на то, что пьянила вкусненьким,
назову безнравственной, даже хуже,
потому что, как ни кромсал я пузико,
ни единой штучки не обнаружил.



N. N. (I)

Ты представь, - октябрь, побережье моря
и пустынный пляж, где гуляет ветер.
Только два инструмента в моем наборе:
насусек и ртя. Я едва заметен

в интересах дела. Полощет уши
подходящий сумрак, шурша отливом.
Ты идешь по границе воды и суши
и слегка грустишь, - ты порвала с милым.

Пусть волна омоет твои мозоли,
икроножный страх окуная в морось.
Я пойму внезапно, - в таком узоре
ты достойна силы, и, успокоясь,

отделюсь от тени кошачьим махом.
Оскорбляя ротик нутром ладони...
Ты едва ли даже успеешь ахнуть, -
я сумею это почти без боли.

И, обмякнув разом, ты станешь явью,
обновляя опыт дыхания. Кстати,
ты зачем надушилась такою дрянью,
обновляя вдох, я едва не спятил.

Но теперь другое: мы - дети мрака.
Я срываю покровы и, чуя близость,
насусек погружаю в сырую мякоть.
Ты, очнувшись, думаешь: “Кто-то лижет.”

И, уже отлетая, промолвишь: “Ты ли?” -
принимая навзничь сквозную муку.
А, когда внезапно оттуда хлынет,
я пускаю в дело вторую штуку.

И встревает ртя между тем и этим,
на наружных тканях ероша поросль,
и наждачный привкус ее отметин
обжигает мою ротовую полость,

разжижая время. И, как-то всхлипнув,
из молочной пены возникнет ЭТОТ,
и его сияние, вторя нимбу,
узаконит мой нестандартный метод.

И, когда, закипая на всхлипе почки,
от кишечного пара отхлынет тяжесть,
я твои окровавленные чулочки
прислоню к губам и слегка измажусь.


N. N. (II)

Ты представь, - зима, где трещат морозы,
под остылой негой уплотняя грусть.
Я слегка встревожен никчемной дозой
и на этой почве решаю - пусть.

Как внезапный росчерк координаты,
шевельнется ветвью сосновый лес,
и, сжимая в кармане кусочек ваты,
я без промедления решаю - здесь

и сейчас. Что, впрочем, вполне резонно,
потому что вдруг разбавляет муть
моментальный промельк твоей персоны.
Остается только успеть сглотнуть.

Бездыханный снова сливаюсь с тенью,
как тогда у моря. В моей горсти
продлевает миг твоего смятения
невозможность что-то произнести.

Невозможность даже. . . Хотя, похоже,
упиваясь прелью твоих одежд,
я уже обретаю участок кожи,
какового ради проникаю меж,

но немного ниже. В таком режиме
мой первичный импульс нисходит в дрожь,
каковая распространяясь шире
формирует твой поднаготный бздеж.

Пароксизма из-за едва ли сразу
преодолеваю срамной порог,
и нервозный сгусток последней фазы
обрамляет изморось судорог.

Изменяя последовательность стадий,
уточняю, какая главенствует.
И теперь хочу непременно сзади,
непременно с песней военных лет.

Про “враги сожгли”, про “родную хату”,
про “сгубили всю”... Вспоминаю, как
надо мной смеялись тогда ребята.

Ты опять в чулочках, и это в кайф.



* * *

1.К МИЛОЙ

В меланхолической аскезе,
едва останемся одни,
тебе я сделаю надрезик
не без фантазии. Взгляни,

чего действительно желая,
я приоткрыл одну из тайн, -
передо мною, как живая,
твоя разъятая гортань.

2.НА КРЫЛЬЯХ

...и пусть ты ещё будешь тёплая,
когда, над излюбленным варевом
скользя запотевшими стеклами
по несуществующим правилам,
не я, возвращаясь на бреющем
при всё ещё лётной погоде,
под частью встревоженной немощи
почувствую, что на исходе.
Почувствую, но, тем не менее,
в обратной уже перспективе,
вдыхая твои испарения,
не буду излишне пассивен.
И несколько позже, по-прежнему
не подозревая о встречном,
в тебя на волне неизбежного
войду и признаю как нечто.

3.СПЕШУ

Я слизал твою оставшуюся смелость
и в слегка раздвинутых ногах
обнаружил то, чего хотелось,
или, может даже, не хотелось,
просто получилось как-то так.
Как-то так негаданно-нежданно,
ненароком, то есть не всерьёз,
я тебя своим коснулся жалом,
и, как говорится, понеслось.
Понеслось, поехало, поплыло...
Приподняло над самим собой
медленно сгущающимся дымом,
непреодолимою волной.
Выдавила, высосала, взяла
и, уже на выдохе, резвясь,
лезвием внезапного оскала
сковырнула в трепетную грязь.


* * *
Не беда, что ты выглядишь несколько
непривычно в летальном исходе,
для меня твоя спетая песенка
притягательней многих мелодий.

В упоении между оттягами,
не взирая на статус и ценз,
я тебе головенку оттяпаю,
и пойдет интенсивный процесс.

Расположенный умными книжками
К упрощению, не обессудь,
Когда я, откромсав уже лишнее,
Обнажу неизменную суть.

Захрустят на зубах твои пальчики,
заклокочет хмельная слюна...
В соответствии с этим, иначе ли,
ощущения хлынут сюда,

расплеснуться как небесполезные,
и, даруя свободу двоим,
блик вспорхнет с моментального лезвия,
ослепительный, как херувим.



* * *
Мне нужна биофлора, Офелия,
твоего продуктивного тления,
чтобы в хрестоматийном бреду,
не имея другого критерия,
обнаружить жилую среду
интервента. И кровью агрессора,
погружаясь в сосудистый мрак,
выжигать категорию пресного
из неосуществимых атак.

Мне нужна биомасса, Офелия,
абортивного сгустка, не менее,
чтобы было чему обретать
суицид твоего измерения
при соприкосновении вспять.



ТАКАЯ ИГРА

Конспектируя азбуку ссадин,
акцентируя буквицы ран,
продуктивно иметь тебя сзади
вопреки фрагментарным ветрам.

Только так, не иначе, а в стадии
растормаживания нутра,
раз не менее нескольких за день
продуктивно иметь тебя сзади
без иллюзий, туда и обрат-

но снуя в беспросветном азарте
(извини, но такая игра).
Не имея в Маркизе де Саде
конкурента, забыв о засаде,
продуктивно иметь тебя сзади
и продукт выдавать на-гора.