Часовня Над полями весна...

Над полями весна зиме прочитала молитву
И на склонах проталины вскрыли земли черноту.
Но еще крепок лед, по нему, направляясь к станице,
Шел седой человек, когда-то лихой есаул.

Он как будто спешил, но поднявшись по склону на берег,
Снял заплечный мешок, достал кисет с табаком
И присел на пороге часовни, у сломанной двери
Где глухой звук шагов отозвался пустой тишиной.

И слезились глаза, будто с яркого белого снега,
Или дым табака вышибал слезу за слезой.
И со скрежетом зубы сходились и дергались веки
И дрожала рука, гладя черную старь косяков.

Каменела душа год от года в далеких скитаньях
И не знала пощады рука и казацкий клинок.
Но теперь не хотел вспоминать, как рубил продотряды,
Как на этом обрыве косили свинцом мужиков.

Он не мучался больше вопросом: кому было надо,
Чтобы братья родные в могилу сошли?
Лишь смотрел на порушенный крест у церковной ограды
Да на ширь и просторы когда-то родной стороны.

Стороны, где родился, которой всегда любовался
За которую он совсем молодым уходил воевать.
За которую мстил, а потом бежал и скрывался
И куда возвратился последние дни доживать.


Он сидел второй день и смотрел на родную станицу.
Но не видел уже и не слышал крик воронья.
Как садились они на часовни пустые глазницы,
Где нашел он приют и покой, и прощенье в грехах.

А над степью весна зиме прочитала молитву
И на склонах проталины вскрыли земли черноту.
Только ветер гулял по давно опустевшей станице,
В направлении которой по речке шагал есаул.