Мне снова детство горькое предстало...

В душе моей гуляла стынь,
Теперь Христос в ней и отрада,
Предстало детство, дом и тын,
Церквушки старенькой ограда.

Вокруг нее черемух строй,
И ей, столетней, ровня ели,
Но в ней молитвы ни одной,
А славу Сталину лишь пели.

В ней собиралась молодежь
В сплошном рванье на босу ногу.
Славь Сталина – хошь иль не хошь,
А коль Христа – в тюрьму дорога.

Людской омытый кровью хлеб
Везли волы по грязи в город,
На каждом зданье – молот, серп,
Идем в коммуну – дух наш молод.

Управе – с медом пироги,
Сельчанам – отруби с половой,
И возражать, брат, не моги,
Прижмут к стене, и ты – готовый.

Так волочили детство мы
С половою и отрубями,
За нас решали все умы,
Откормленные кренделями.

С трибуны громкие слова,
Народ и партия едины,
Она всем совесть, голова,
А мы все вязнем в той трясине.

Жмем к лугу на подножный корм,
Весна лишь только стынь низложит,
А ягоды с бобами мнем,
Когда уж август, стол был божий.

А пас телят я, чуть заря,
Где строй берез был у речушки,
Рвал землянику почем зря,
Струилась с неба трель пичужки.

Подошвам уж стерня ничто,
Обувки нет уже в помине,
Что будет завтра? Знает кто,
Гуляй же, брат мой, по малине.

Вкусил я горечи. А все ж!
Вторая детства половина
Во! Пальчики аж обсосешь,
Как вспомню! То была малина!