Первое неотправленное письмо

(неотправленное письмо).

Здравствуй, любимая!
Здравствуй во все годы, настоящие и будущие!
Здравствуй!

Нечастые наши встречи, как маяки на побережье. Они светят из далей прошлого, бьют в глаза и сердце мигающим лучом, спасают и одновременно терзают совесть. Они напоминают о том, что я – человек, что в иррациональном мире всеобщего эгоизма я люблю. И, что ещё главнее, я люблю тебя.

Помнишь, как я впервые поцеловал твои руки. Ты с удивлением смотрела на меня, склонившегося в поклоне, и, наверное, думала о всяких дворянских нежностях. Мне же были удивительны твои пальцы, от которых я не смел оторваться, ибо не мог понять – то ли я своими губами прикоснулся к ним, то ли они мягко и сладко сами поцеловали меня. Целующие пальцы – не правда ли, удивительно!?

Ещё раз в жизни я испытал это воздушное чувство, когда через много лет мы встретились и мило поговорили. Я рассказывал про всё на свете, а ты – в основном, о себе, об учёбе, о непутёвом избраннике – и просила советов. И я, мучаясь от сознания второстепенности в твоей жизни (надо же! стал советчиком), давал эти советы, как старший, как дядя, как Нострадамус, наконец… Но всё окупилось, когда после холодной чашки чая я, прощаясь, взял твою руку и – пальцы, лёгкие, чуть шершавые, светлые, поцеловали меня в губы.

Однажды ты уехала в соседний город. Я, как сумасшедший, бросился туда же, средь запутанных переулков нашёл тебя и проводил до квартиры. Целых восемьдесят метров мы шли вместе средь бела дня по открытой улице. А после, когда пришлось вернуться домой, я переругался со всеми близкими и друзьями, даже не понимая, что ссорюсь. Туман безвременья, холод твоего отсутствия, зуд бесконечного расстояния между нами – эти драконьи головы одиночества выли, кусали и убивали меня. И срубить их мне удалось лишь спустя год, когда не по-весеннему жёсткий и неожиданный дождь заставил укрыться меня под небольшим навесом, и тут – о, чудо! – мимо пробежала ты, мокрая и счастливая, и, не заметив меня, исчезла за углом дома. Этого короткого мгновения хватило для того, чтобы погода повернула на солнце, а я уничтожил в себе комплекс одиночества…

Пишу эти строки и невольно ловлю себя на том, что пользую такие слова, как «убивать», «уничтожать», «срубить». Словно речь идёт о войнах и сражениях. Но как быть, если я на самом деле сражаюсь за тебя. Я каждый день выхожу на поле битвы с букетом цветов, новым стихом, нежным словом. Почему же я вечно проигрываю? Признаю, что ты красива и благородна, что ты молода и энергична, любопытна и любознательна, умна и осторожна. Столько достоинств! И все они прекрасно защищают тебя от копий и стрел моих желаний.

Лаура, возлюбленная Петрарки, умерла раньше, чем поэт смог объясниться. Ветреная Наташа Ростова не успела полюбить князя Болконского. Тайная страсть господина Желткова заставила его покончить жизнь самоубийством. Лишь в таких или похожих трагедиях мы обнаруживаем настоящие – но чужие – чувства. А наши? Наши чувства – что они такое в коловороте осени, в дыму города, в шелесте толстенного «Гражданского права»? Истинны ли они, если в жизни нет места подвигу, а луну с неба уже достали?

Мне долго снился один и тот же чёрно-белый сон: танцующие толстый и тонкий человеки. Этот Кошмар длился до тех пор, пока наяву на одной из железнодорожных станций в свете фонарного столба я не увидел двух мужчин, толстого и тонкого. Их движения были такими же, как в моём сне. Но они не танцевали, а всего лишь приседали и прыгали, ёжась от ночной свежести… Бесцветный сон больше не приходил ко мне.

Много позже история повторилась. Но не кошмар, а чудесная картина из ночи в ночь представлялась мне – речной берег, небо, песок, и девушка в коротком платье бежит по песку, не оставляя следов, и держит в руке поясок от платья. Сбылся и этот сон, о котором, в отличие от первого, я до сих пор вспоминаю и сожалею, что он более не появляется.

Ныне вдруг стал сниться ещё один односерийный сон, Издалека медленно и плавно приближается молодая женщина. Мой взгляд падает то на её плечи, то на волосы, то на ступни ног. Я вижу каждую деталь её наряда, её фигуры, кроме лица. Я знаю, что она – это ты. Я зову тебя по имени, протягиваю к тебе свои ладони, но ты ни словом, ни жестом не отвечаешь мне. И в ужасе я просыпаюсь. И ясно понимаю, что этот сон уже сбылся.

И всё же – здравствуй во все дни и годы, настоящие и будущие! Я благодарю тебя за мою любовь и, что ещё важнее, за мою любовь к тебе. Ибо пока она существует и заставляет сердце стучать чаще, битва не проиграна. Пусть все луны и звёзды растасканы по адресам, пусть оборваны все цветы, и от холода завяли даже подорожники, пусть небо чичером засыпало дорогу к тебе, я верю, что ты когда-нибудь проиграешь и поэтому – выиграешь.

Великие говорили, что мир спасётся любовью и красотой. Ты – красива! Наполни же мир ещё и любовью. В надежде на неё я не говорю тебе «до свиданья». Я говорю вечное: «Здравствуй, любимая, здравствуй!»

       Всегда твой С. С.