Огненно оранжевая грива

Тот сон запомнился не так четко, как запоминаются сны, решающие воплотится в реальности. Сны, запоминающиеся вплоть до мельчайших деталей, которые, спустя
дни или годы, узнаешь в реальности с харрактерным холодком, пробегающим
по коже и невольным и не получающим ответа «откуда?».
Откуда взялось видение события, которое еще не случилось?

Нет, этот сон, хотя и обладал тем привкусом яви, что обещает встретить тебя нежданно в
реальном мире, но лишь привкусом.
Ибо сама суть была сюрреалистической и не претендовала на жизнь где бы то ни было,
кроме этого сна. И так даже лучше, потому, как если бы я встретил это существо в жизни
- скорее всего испуг а не те, неведомые доселе, ощущения владели бы мной.

Но в снах мы лишены тех тревог и предрассудков, которые властны над нами в
часы, когда мы бодрствуем, что и создало такую атмосферу, в общем то начавшуюся внезапно, как нас внезапно охватывает целая гамма чувств, когда мы видим маленького пушистого котенка, весело резвящегося в лучах солнца.
И исчезнувшую с пробуждением, оставляя только чуть приглушенный пьянящий
аромат воспоминаний и ощущений того, что ты прикоснулся к доселе неведомой грани.

Сначала я видел только ослепительно желтую гриву.
Приводящую в неописуемый восторг и радость существования этого великолепия.
И так же, как в нас пробуждается желание приласкать пушистого котенка, возникло желание обнять эту огромную огненно рыжую гриву, которая в тот момент обрела собой символ всей Жизни, что испытываем мы, выбравшись из металлопластика цивилизации в какой нибудь Богом забытый уголок, и оставшись один на один с природой.
Ощущая, как входит в нас древняя мудрость природы и наблюдая, как тает в нашем сознании все, к чему мы так стремились там, в городах, наполненных дымом и суетой.
Разьедаемых беспокойством и ночными кошмарами, отчаяньем и бессилием, перед
огромным, встающим непременно раньше нас, и покрывающим рассвет чадом из огромных труб, огромных серых заводов – гигантов. Способных проглатывать и проглатывать время в обмен на бесчисленные погремушки, неизменно суетным «завтра»,

Как входят в нас давно забытые незыблемые истины и забытые чувства, для которых в нашем суетном, искусственном мире названия еще хранят разве что тихие темные подвалы библиотек, чей воздух так же сух, как и эти названия, выбитые на тонких листках машиной, которой не дано ощутить того, что они значат.

Еще там была решетка. Решетка, которая огораживала с лева какой то темно серый участок во всей этой, наполненой золотым светом, картине. Тонкая и покрытая тонким слоем ржавчины, промышленная, как я бы ее назвал, решетка, какие часто можно увидеть проходя мимо стройки.
И чем правее я смотрел от решетки, тем ярче и нежнее становился свет. Воображение дорисовало вечерний мегаполис, поздней, сырой осенью, скрывающийся за этой решеткой и я снова посмотрел туда.
Однако ничего, кроме той же темно серой дымки я там не обнаружил.

Но мои размышления прервало сознание, что я нахожусь на большом, залитом летним солнцем, пространстве и того, что огненная грива принадлежит существу, которое ко мне как бы присматривается, в ответ на мои попытки подойти к нему ближе.
В голове на миг мелькнула, испугавшая меня мысль, что я пытаюсь приблизится к льву, стоящему на задних лапах,


но тут же понял, что существо имеет лишь большое сходство со львом, но обладающее отнюдь не животным разумом и не агрессивным, хотя, как и львы, обладающее телом, говорящим об исключительной силе и ловкости.
Что то было в этом существе такое, что неодолимо манило к нему. Манило быть рядом и возникало ощущение, что тебя ждали. Давно ждали. Намного больше, чем тянется человеческая жизнь. Но тебя ждали здесь без зла и суеты, которые остались от прежней жизни. И по мере того, как ты избавляешься от сомнений, ты можешь подойти все ближе и ближе.
И когда мои пальцы достигли края этой огромной гривы, я ощутил ее непередаваемую густоту и пышность, по которой, как бы струилась, непередаваемой силы энергия.
Эта энергия была очень мягкой, живой и... знакомой! Знакомой по воспоминаниям самого самого раннего детства. Как будто приходя в этот мир, ты помнишь ее а потом забываешь.
Постепенно я все четче и четче мог увидеть Ее.
Я уже знал, что это Она, хотя это была не женьщина.

Ее тело небыло ни человеческим ни телом львицы. Не было оно и чем то средним, хотя черты и того и другого в нем присутствовали в самой большой степени.
Мощные и в то же время, необыкновенно красивые руки, заканчивались кистью-лапой, на которой были видны когти. Вмощной и стройной фигуре, которую несчем сравнить в этом мире, была смесь одновременно и человеческой и звериной красоты и силы, доведенная, в то же время, до неземного совершенства. Как будто Она принадлежала к рассе, от которой произошли все виды на этой планете, взяв отдельные части ее существа и воплотив их разнообразными и неповторимыми интерпретациями.


Я обнял ее и она обняла меня в ответ. Во мне разлилось безбрежное ощущение мира и гармонии вселенной.


Когда я проснулся, я подумал, что у львиц нет гривы.