Старик

Над вешнею медлительностью вод
снимался город молча,
       без движенья,
в его венецианском отраженьи
дышала плоть невидимых забот.

Манил нас храм, сияющий вдали,
мы шли к нему,
       восторга не скрывая,
и по орбите шедшему трамваю
махали мы, как Спутнику Земли.

Нас вел старик высокий и седой,
всю жизнь носивший кирпичи для храма.
А воронье –
       крылатая охрана –
обмахивала купол золотой.

Связал над нами купол все концы.
Влекла к себе торжественность органа.
Тут девочку
       вдруг часто заморгала
в предчувствии непрошенной слезы.
- Ну ничего, слеза прояснит взор, -
сказал старик, уняв ее рыданье.
А мы стоим и медлим в ожиданьи
того, что не свершилось до сих пор.

Мы топчемся с неловкостью гостей.
На старика гляжу я с подозреньем:
- Скажите мне,
       возможно ли смиренье
с моей смертельной дозою страстей?

Скажите мне, что в бытности мирской
важней всего, и с чем мы здесь не ладим,
и платою какою мы заплатим
за этот затянувшийся покой?

Старик к моим прислушался словам:
- Я понимаю, храм вас не устроил,
но я его пока что не достроил,
и суждено
       его достроить вам…

Создатель, не отстаивай права.
Должна быть бескорыстной добродетель.
Но все-таки –
       вот храм тому свидетель –
как мы скупы на добрые слова.

Гнездилось солнце где-то в вышине.
В девчонке к небу выдалось стремленье.
а я глядел с каким-то сожаленьем
на старика,
       что брел чуть в стороне.

Как публикой оставленный кумир,
он шел один,
       освистанный в финале.
Холст отраженья морщился в канале –
однажды в память врезавшийся мир.