Угрюмый грузный дядька
с седеющей башкою,
с одышкой от куренья,
с очками на глазах
я тот же грустный мальчик,
что плакал, слыша Баха,
и убегал с занятий,
идя в читальный зал.
Как это все не ново,
как в этой, ну – «…Попова,
чума и плач детей…» -
заезженной цитате.
Икаешь, братец Гликберг?
Ну как тут не понять:
почти сто лет минуло,
а мы все ищем солнце,
а мы все лезем в клети,
все расчисляем срок.
И все идет по кругу,
и на земле, и в небе,
и карусель сезонов,
и карусель планет.
А тело, раздаваясь,
все больше сжато миром,
и стеснены дыханье,
движенья и мечты.
И стыло каменея
в тягучем токе жизни,
я вижу не дороги,
не женщин, не друзей.
Я вижу вновь, как мальчик
свернулся на диване,
и в окна льется вечер,
сливается с органом,
и тонет все в щемящей,
и сладкой, и тревожной
истоме. Ожиданье.
И ничего не было.
И ничего не есть.
Все еще только будет…
Апрель 2001
Свидетельство о публикации №108031203033