Полёт в детство

       I.
       Мне кажется, что время можно повернуть назад, и вернуться в ТО, далёкое, удивительное и счастливое время.

       Озорные лучики золотистого солнца украдкой проникают в комнату сквозь узкую щель между неплотно сдвинутыми шторами и, играя друг с другом в салки, весело прыгают по комнате с дивана на потолок, с потолка на пол, с пола - на стол, со стола на подушки. А потом, осторожно касаются моего лица, щекотно трогают его теплыми пушистыми лапками, прогоняя сладкий утренний сон тот сон, слаще которого нет ничего на свете, особенно сейчас, когда начались каникулы!
       Каникулы бесконечное время, когда можно на долгую вечность забыть про школу, про уроки и учителей, когда можно сколько угодно дрыхнуть по утрам, или просто валяться в постели, потому что сентябрь наступит не скоро… через вечность. И весь мир будет принадлежать только тебе одному, и никто не сможет отнять у тебя свободы и счастья.
       И вот, я просыпаюсь ранним июньским утром, и неожиданно для себя чувствую, что ко мне вернулось давно уже забытое состояние легкости, когда кажется, что ты можешь запросто, как птица, взлететь в пронзительно голубые небеса, и долго-долго парить в лазоревой вышине, раскинув руки наподобие крыльев.
       Я думала, что мне приснилось возвращение в детство ведь время нельзя повернуть назад, оно идет только вперед, приближая каждого из нас к тому рубежу, миновать который не может никто из живущих. Но сейчас, мне не хочется думать о грустном, потому что, что-то случилось в отлаженном веками механизме вселенной, раз сон обратился явью, и я снова стала 10-летней девочкой.
       Бодро вскакиваю с постели, раздвигаю шторы, распахиваю настежь окно. В комнату врывается стремительная струя сладкого утреннего воздуха, в которой я ощущаю свежее дыхание бесконечного летнего дня.
       Выглянув в окно, вижу старый двор своего детства. Тот маленький и уютный дворик, в самом центре которого, каким-то невероятно-чудесным образом сохранился маленький островок деревянной старины: четыре домика, отделенные друг от друга и от двора покосившимся забором, за которым спрятались роскошные яблоневые сады , там уже созрели краснобокие яблоки, изумительные на вкус.
       Стою у окна, разглядывая старый двор, который навеки ушел вместе с детством. Разглядываю с неверием, изумлением и страхом именно эти чувства засасывают душу, заставляя сердце судорожно биться, как птица в неуютной клетке. Я недоверчиво вглядываюсь в смутно-знакомые, призрачные, иллюзорные, но, тем не менее, ощутимо-реальные очертания домиков со ставенками и крылечками в пять шесть ступенек. На этих крылечках теплыми летними вечерами, когда в небе стремительно носятся стрижи, любили сиживать говорливые старушки, обсуждая последние сплетни, судача о своих и чужих детях и внуках. Многих из этих старушек давно уже нет. Теперь на скамейках уже совсем других скамейках сидят совсем другие старушки, которые в те времена еще не были старушками, и, быть может, даже не думали о том, что когда-нибудь придет и их вечернее время сидеть закатными летними вечерами на скамейках у своих подъездов и промывать косточки окружающему миру.
       Но сейчас только утро, до вечера еще далеко, и те, ныне исчезнувшие, старушки заняты домашними делами, и сплетни еще до конца не собраны. А деревянные домики, стоящие посреди притихшего двора, с высоты пятого этажа похожи на картонные декорации в павильоне киностудии, где мудрые режиссеры готовятся снимать добрый фильм о старой жизни, жизни медленной, размеренной, когда мир казался добрее и чище.
…А яблоки в садах уже давным-давно созрели, налились солнечным румянцем, и я вижу, как бойкие мальчишки, уже сговорились снарядить поход за спелыми плодами, и теперь смело перемахнули через забор и, совсем не опасаясь за свои уши, судьба которых будет очень печальной, если их обладателей поймают бдительные старушки хозяйки яблоневых садов, забрались на самое высокое дерево, ветви которых провисли под тяжестью самых спелых плодов. Мальчишки оседлали гибкие, но прочные ветви, и быстро-быстро только мелькают загорелые руки срывают с поникших от приятной тяжести ветвей румяные, как детские щеки после долгой веселой игры, плоды и перебрасывают их через забор, своим менее отважным друзьям-приятелям, у которых хватило отваги только стоять "на шухере" по эту сторону забора, чтобы при малейшей опасности успеть задать стрекача, вероломно оставив своих друзей на растерзание разъяренным бабушкам.
       Вот и сейчас вижу, как хозяйка дома сварливая, но, в общем-то добродушная и мягкосердечная бабуся, обнаружила непрошеных гостей, и когда мальчишки быстро поспрыгивали с веток, чтобы избежать справедливой кары, изловчилась и поймала менее расторопного и проворного, и теперь стегает его по голым ногам жгучей крапивой, а избежавшие расплаты сорванцы повисли на заборе и строят рожи несчастной старушке, показывая язык. У бабули безвольно опускаются руки, и ее жертва вырывается на свободу. А она кричит на весь двор, грозится вызвать милицию и пожаловаться в школу и родителям. Но она никогда не исполнит ни одной из своих угроз, потому что не жаль ей украденных яблок, пусть едят бесшабашные пацанята, только зачем же тайком, лезть через забор, когда можно прийти и попросить. Но сейчас она вышла во двор и громко кричит, а обнаглевшие сорванцы дразнят несчастную старушку, и вгрызаются в спелую краснобокую мякоть, и брызжет во все стороны, искрясь под смеющимися лучами летнего солнца, сладкий, слегка вяжущий, яблочный сок.

II.
       И вот уже мальчишки разбежались по своим ребячьим делам, старушка ушла в дом, грустно ворча что-то себе под нос, и во дворе не осталось никого, кроме одного мальчишки, который качается на скрипучих качелях, установленных недалеко от забора. Ему лет десять-одиннадцать. Мальчишка медленно, словно нехотя, раскачивается взад-вперед, отталкиваясь ногами от земли.
       Он словно высматривает или ждет кого-то. И я с интересом смотрю из своего далекого прошлого, которое неожиданно стало моим настоящим, пытаясь вспомнить, кто же он такой… и вдруг понимаю, что он неспроста смотрит на мой дом, неспроста смотрит на мои окна, смотрит и ждет, не появится ли кто в темном оконном проеме. Он смотрит, не появлюсь ли там я.
       Он пришел, и я должна спуститься во двор, так было всегда в те времена, когда мы были друзьями.
       И вот я уже лечу по лестнице вниз.
       Лечу и боюсь, что как только я выйду во двор, он тут же исчезнешь, и мне снова останется только вспоминать.
       И когда, наконец, остаются за спиной бесконечно длинные ряды ступенек, я раскрываю тяжелую дверь, на мгновенье, зажмурившись от бьющего в глаза яркого солнечного света, только тогда понимаю, что это действительно не сон, что действительно, то ли по мановению волшебной палочки, то ли по воле Бога, случилось чудо, я вернулась в прошлое и превратилась в 10-летнюю девчонку, и эта странная метаморфоза случилась со мной наяву, а не во сне, как это бывало раньше миллионы раз.
А это значит, что время действительно можно повернуть назад.
… Время повернулось назад, и я снова подхожу к тебе. И ты, как и минуту, а может, целую вечность назад, когда я смотрела на тебя из своего далекого окна, из другого времени и другого пространства, по-прежнему сидишь на качелях, медленно качаешься, отталкиваясь ногами от земли, и качели по-стариковски скрипят, недовольные тем, что прервали их стариковский покой.
       И почему-то ни души вокруг, словно на планете не осталось ни одного человека.
И горячее летнее солнце согревает опустевшую Землю добрыми лучами ласкового света.
Значит, я снова вижу сон?
       Или это не сон?
       - Привет, - говорю я, подходя к тебе.
       - Привет! - отвечаешь ты мне с неизменной простодушно-лукавой улыбкой. А затем, вдруг сурово хмуришь тесные брови и ворчливо бросаешь:
       - Сколько спать-то можно?
       - Не спала я, с чего ты взял?
       - А почему тогда так долго не выходишь? Почему не идешь к нам во двор?
- Занята была, - говорю первое, что пришло в голову.
       - Чем? - спрашиваешь ты, поднимая удивленным домиком черные брови. - Сейчас ведь каникулы!
       - Читала…
Не могу же я сказать, что действительно, спала.
       - Сидит она, видите ли, читает, а её здесь жди?
       Мне нечего сказать, и я начинаю тебя раскачивать.
       Качели стремительно несутся вниз, мне навстречу, и я хватаюсь за холодный металлический поручень, и толкаю качели назад в поднебесье, и ты снова исчезаешь в запредельных пространствах. Но мгновение спустя, подчиняясь законам земного притяжения, возвращаешься обратно к земле, но сила инерции не позволяет тебе остановиться, и ты проносишься мимо меня, чтобы снова взмыть в поднебесье, и там, замереть на долю мгновенья между небом и землей, и почувствовать себя легким и свободным, как птица… Но это неуловимое чувство свободы действительно длится не больше мгновенья, и вот я снова вижу тебя у земли, готовая, снова схватиться за холодный металл поручня качелей, и, оттолкнуть его от себя, снова отправить тебя в полет.
       И так без конца.
       Без конца и начала…
       Без конца и начала ты будешь стремительно врываться в голубую высь далекого неба, чтобы спустя секунду снова очутиться у самой земли.
       Тебе почему-то начинает казаться, что я раскачиваю тебя слишком медленно, и ты, не в силах усидеть спокойно, начинаешь раскачиваться сам. И качели еще стремительней рвутся в лазурный простор бескрайних небес. Ты, запрокинув голову, зажмурив глаза, с силой выбрасываешь вперед ноги, помогая неведомой и странной силе нести тебя навстречу ослепительному сиянию далекого солнца предчувствуя встречу с чем-то необычным и добрым, что ждет тебя там, куда ты так дерзко стремишься, и откуда летит по необъятным просторам Вселенной твой счастливый смех. Я стою возле тебя, у качелей, и слежу за твоим поднебесным полетом, а ты проворно вскакиваешь на ноги. Качели на долю секунды замедляют свой стремительный бег и недовольно скрипят, жалуясь на свою старческую судьбу, и вот уже ты раскачиваешься стоя, гордо возвышаясь надо мной, над двором, над землёй.
       И в такт полета качелей ритмично сгибаются и разгибаются в коленях твои ноги, и ты повисаешь на руках, и твоя белая футболка надувается порывом ветра, как парус на каравелле, выбившись из брюк, и твое разгоряченное тело обдувает теплый ветерок.
Ты как быстрая птица летишь, устремляя свой пламенный взор в лазурную даль поднебесья, и качели уже не ворчат, недовольно скрипя, потому что они тоже почувствовали, что скоро настанет тот счастливый и радостный миг, когда можно вернуть навсегда ушедшее детство и заново прожить долгие, почти бесконечные детские дни… И потому они напрягли свои выкованные из прочного металла мускулы, обессиленные коричневыми наростами многолетней ржавчины, и, собрав все свои силы, стремительно летят в высоту, неся тебя к цели все выше и выше…
Все выше и выше…
…И вот, наконец, настает тот долгожданный великий миг. Тот миг блаженства, тот всепобеждающий миг, ради которого стоит родиться и жить. Раскачиваясь, ты достигаешь наивысшей точки... тебе хочется хоть раз, всего лишь раз свершить оборот вокруг Вселенной. Один только раз... Пусть всего лишь один раз качели обернутся вокруг своей оси, и пусть бесконечный наш мир промелькнет пред твоими глазами, как мелькают сказочные картины, составленные из разноцветных стеклышек внутри трубки игрушечного детского калейдоскопа, когда вращаешь его, прильнув к окуляру любопытным взглядом.
       Но ты, вдруг, с ужасом понимаешь, что твое заветное желание не осуществится. Качели сделаны так, что нельзя обернуться вокруг их оси. И ты впервые понимаешь, что не всегда могут найти воплощение твои самые фантастические замыслы и желания.
       И вот уже снова твои глаза горят неутомимым огнем, на лице сияет озорной румянец, и ты, ни на миг не прекращая полета, кричишь мне из заоблачно-поднебесных высот:
       - Смотри! Я прыгаю!..
       И я вижу, как ты, поднявшись над землей, спрыгиваешь с летящих качелей и летишь, раскинув в стороны руки, словно уверовав, что они обернуться крыльями, когда ты соприкоснешься с упругой воздушной стихией. И оттуда, из самых дальних миров, долетают до меня серебристые звуки твоего голоса:
- Я лечу!
       Я бросаюсь к тебе, чтобы спасти. Но вижу, что мне не успеть, что ты упадешь на землю раньше, чем я успею к тебе подбежать. И мне хочется проснуться, прогнать страшный кошмарный сон...
       Ничего страшного в тот день не произошло. Ты легко приземлился в нескольких метрах от качелей, спружиня на крепких ногах, присел, не сумев сохранить равновесия, стукнулся коленом и поморщился от острой боли. Но, тут же проворно вскочил на ноги, крикнул мне:
- Догоняй!
       И, весело смеясь, побежал по двору.
       И я мчусь следом за тобой.
       Ты стремительно несешься впереди, и тугой ветер доносит до меня обрывки слов, которые ты выкрикиваешь на ходу.
- Что ты никак не догонишь меня? - звонко кричишь ты, оборачиваясь на бегу. - Каши мало ела, что ли?
       - Я кашу вообще не ем!
       - Тогда ты меня никогда не догонишь!
       - Догоню!
- Ну, догоняй же! Побежали ко мне во двор. Там нас давно уже ждут!
       И вот уже, мы бежим рядом.
       Сейчас перебежим через дорогу и окажемся в соседнем дворе. И бесконечный день летних каникул подарит мне праздник новых встреч с моими друзьями. А когда наступит вечер, и я уйду домой, то буду с нетерпением ждать утра следующего дня, чтобы повторился снова этот прекрасный бесконечный праздник - праздник детства.
       Я вижу этот праздник, каким он был когда-то и каким повторяется вновь, из своего далекого настоящего.
Вижу очень отчетливо, словно это было только вчера.
       И не хочется верить, что время нельзя повернуть назад.


III.
А может быть, все-таки можно?..

… и однажды я смогу проснуться ранним летним утром, и, выглянув в окно, увижу двор своего детства. Тот маленький и уютный двор, в самом центре которого невероятно-чудесным образом сохранился маленький островок старины четыре деревянных домика, отделенных один от другого и от всего двора дощатыми заборами, за которыми притаились роскошные яблоневые сады. Как раз на том самом месте, где сейчас нависает над чахлыми кустарниками унылая громада серого девятиэтажного дома, и пустует очищенная от яблоневых садов часть теперешнего двора необъятного и унылого…

       Так можно ли время повернуть назад?..