Иваново Детство
На холодном и бледном вокзале,
Где стоит Медный Всадник и воз,
Юнкера, обернувшись усами,
Топчут снег, изнывая всерьёз,
Греют в бочках замёрзшие ружья,
Во рту пряча огни папирос,
Они ждут, вот в прозрачном вагоне
К ним приедет родной Дед Мороз,
Он загадочно шапочку снимет,
Поплюёт против ветра и слёз,
И тогда эти юноши станут
Массовкой из фильма «Психоз».
На горячем и жарком вокзале,
Проступающим, словно в окне,
Сидит барышня, томная внешне,
И наверно, такая ж в уме,
Окружила себя докторами,
Её грузчики видят во сне,
Наяву же её все собаки
Разбежались по малой нужде,
Обложилась своими кострами,
Напоила себя «Каберне»,
Она ждёт, вот весёлые принцы
Увезут её в странное вне.
На забытом и тихом вокзале,
Где от сердца до сердца пять шпал,
Невидимкою крутится время,
Подгоняя всех тех, кто проспал,
Заморозит их бледные губы,
Вскипятит остывающий зал,
Что бы всякий, кто там заблудился,
Обязательно вальсы плясал,
Завернёт рельсы длинной спиралью,
Распрямит, словно нервный сигнал,
И оставит без знаков различий,
Что бы каждый по-своему звал.
28.- 30.08.04.
БЕНГАЛЬСКИЕ ОЛЕНИ.
Во рту у бенгальских оленей
Бывает мокро всегда,
Они жуют пряные травы,
Из глаз их рвётся слюда,
А если они их закроют,
То может случиться беда;
Не стреляйте из фотовспышек,
Тогда их не тронет молва.
На хвостах у бенгальских оленей
Всегда сидят носороги,
Рогами режут эфиры,
Говоря какие-то слоги,
А если они замолчат,
То онемеют и боги;
Не подходите к ним с тыла,
Иначе вы будете грогги.
Под носом бенгальских оленей
Вьются какие-то рыбы,
Машут своими руками,
Гонят дурман и болиды,
А если им помешают,
То олени умрут от обиды;
Не беритесь за всё это дело,
И вам не устроят корриды.
В рогах у бенгальских оленей
Живут особые звери,
Они там варят супы,
Шаманят, съедая бетели,
А если они уйдут,
То это не просто потери;
Не пилите эти рога,
Тогда не закроются двери.
В голове у бенгальских оленей
Нет ничего от ребёнка,
И если им встретятся тигры,
То они им подарят телёнка,
А если им встретимся мы,
То засветится вся наша плёнка;
Не встречайтесь с этими фактами,
И не будете жить как пелёнка.
13.12.2004.
Я Так Живу.
С деревянной запрудой, все печи проев,
В ушах по две запонки, в животе – лев,
Цевьё из графита, брови в снегу,
Я так живу.
С брусничными веками, с молью в штанах,
Циркуль на вырост, звери в часах,
Цифры распяты, буквы в сору,
Я так живу.
С Пастером в почках, с Пироговым под дождь,
Хармсом по вене, Леннон как вождь,
С далай-ламой в бога, от веры к уму,
Я так живу.
С половиною яви, три четверти – вне,
На белой скатерти, как на катке,
С метаном в глазах ближе к костру,
Я так живу.
С бегом по полкам, с краской в лице,
Мели в кармане, дети – в яйце,
В шаре запаян и там же в углу,
Я так живу.
С рифмой за пазухой, с дверью в тот свет,
Паром из рта, в сердце скелет,
С видом на солнце и на луну,
Я так живу.
С ямайскими буднями, слыша весь мир,
Обвешанный птицами, с праздником лир,
С финальным приветом этому сну,
Я в нём живу.
28.11.04.
Ж
А
Р.
Тень от прабабки и прадеда ~ Легла точно на взведённые часы,
Шевельнула чёрным телом ~ Протянула к циферблату три руки,
Прошептала: «нет сознания яснее ~ Чем твоё или моё»,
А когда иссохли стрелки ~ Улетела как просохшее бельё,
И когда увидишь её сущность ~ То не знаешь, с чем всё это сравнить,
Гадая по руке четвёртой ~ Её всегда стараются срубить.
Крик от рождённых на лыжне ~ Раздался где-то вовне,
Разложил святые стены ~ Отложился в чьём- то тихом говне,
Замолчал, одетый в куклу ~ Притаился, затворив даже глаз,
Его в мечтах биатлонистов ~ Звали наш Божественный сказ,
И когда увидишь звуки ~ Не цепляйся к переходным словам,
Ты с отмершим языком ~ Покроешь самый неестественный срам.
Взгляд от твоих душевных бдений ~ Не увидел никого и ничего,
Его пространство – силлогизмы ~ Он верил, что в округе всё – его,
Лишь обозначил треть Гекаты ~ И взошли на ней какие-то сны,
Но как во снах без смысла ~ Дело было на три цвета без любви,
И тогда увидишь в пазлах ~ Лично сложенный тобою кошмар,
Не пугайся, рассыпаясь ~ Ведь это твой божественный жар.
02.12.04.
Третье Дно Принцессы О.
Сольвейг, забытая во сне,
Трясётся от воспоминаний,
Пер Гюнт убитый, весь в вине,
Всё ищет свой предел желаний,
Тристан, покончивший со всем,
Что помешало обаянью,
Изольда, мученик проблем,
Кидает шарики к сознанью,
Иван, не знающий имён,
Всё останавливает роды,
Да Марья, выпавшая в дёрн,
И давшая началу коды,
Амур, на китче съевший пса,
Свечой стоит перед распятьем,
Психея, бывшая всегда
В том месте, где роняют с платьем,
Ассоль, затасканная вдрызг,
С разбитым к старости корытом,
И кэптен Грей, наевшись брызг,
Поёт, увенчанный гранитом,
Всё это переплетено,
Увито в свитки, белено,
Исписано китайской белкой,
Исчерчено амурской стрелкой;
И дряхлая принцесса О
Всё понимает, ей дано;
В косе её торчит бревно,
Глядит на третье дно.
02.-03.12.04.
Иваново Детство.
Поезд везёт его в личную даль,
Там, где есть всё и то, что не жаль,
Одна рука держится за провода,
Другая – в окно, машет, как никогда,
Потому что Иваново детство кончилось, и наступила зима.
Хруст башмаков его звонок и цел,
Слышится там, где и думать не смел,
В прошлом одна восковая нога,
Вторая – нигде не оставит следа,
Потому что Иваново детство кончилось, и наступила зима.
Ход мыслей его непонятен и юн,
Рвёт полушарием все связи рун,
Другим пишет числа от неба до лба,
Так, что исписана даже луна,
Потому что Иваново детство кончилось, и наступила зима.
Без табу и запретов вся сущность его,
Сознания – в книгах, мысли – в кино,
Все женщины мира ищут отца,
Когда кто-то родит от него мудреца,
Потому что Иваново детство кончилось, и наступила весна.
25.01.07 и 30.01.07.
ПЕСНЯ О СОКОЛЕ-2.
Пришёл в мир этот большой тот, кто окал,
Листал листы его жёлтые, звался Сокол,
Песни, много которых знал в прошлых жизнях,
Так и не спел, не до них, всё в грязи и ливнях,
Самурайским мечом точил ножи и булавки,
Когда выиграл всё, ушёл в травку,
Там тоже свои виноделы и дворники,
Успокойтесь, братья, вы тут затворники,
Половину луны отнял и отдал бедным,
Отнял-то у другой половины и стало бледно,
Почесал репы тогда на семи гектарах,
В лужи пить – а там и это не даром,
Плащи брезентовые ему крыли небо,
Бляха на одном из них была вместо воды и хлеба,
Вороватые взгляды ломали всё его тело,
А он писал письмена и подшивал их в дело:
«Донесу до себя самого, что я умер,
Набальзамирован, стал зомби и зуммер,
На четыреста вёрст сейчас – одно дерево,
Да и то рубят с двух сторон и жгут с третьего,
Печь, на которой греть, ещё строится,
На которой лежать – той уже молятся,
Молодые соколицы родят не яйца, а куриц,
Их красны соколы работают вместо ступиц».
Как страшно слова твои звучат, Сокол,
В конце пути своего ты зацокал,
И целой стаи мало для посиделок,
До кровавых мух и резанных белок.
Переманил все мысли твои Кречет,
По херу ему твои чёт и нечет,
Отрастил когти на крылах, стал змеем,
И пришёл в этот мир большой бить елеем.
31.01.07.
Свидетельство о публикации №108031100241