Эгокубо. МедньIе ТигрьI
_________________________
Вступительная колыбельная.
_________________________
Я поэзой
стараюсь всех вас убаюкать,
Чтоб об ваши мозги
не билась мыслепена,
Чтоб душа ваша
стала растением, юккой,
Чтоб я был тет-а-тет,
глаз-на-глаз со Вселенной.
Хорошо жить у нас,
в бывших странах Советов –
Так лирично, что я, например,
душу скомкал
И читаю её,
развернув, как либретто,
И без чтенья души
мне и скука, и ломка.
Хорошо жить в стране -
и большой, и привольной,
Где есть сбитень,
Макдоналдс и гадкая пицца,
Где есть путь для души–
и прямой, и окольный,
Так что можно со всеми
и жить, и ужиться.
Спите, граждане, крепко,
не бойтесь кошмаров,
И не будет вовеки
у вас мыслеснов.
И, пока вы
лежите на люксовых нарах,
Я шатаю, скуля,
зуб молочных основ.
Оттого и к Вселенной
иду в одиночку,
Со своим всенамерением злободобрым,
Чтобы время-пространственно
выжаться в точку,
И отходами душ
стихопочву удобрить.
Постараюсь вместить сюда
весь стихолом:
Личнодушные шлаки, огрызки, обрезки.
Я не знаю: поставить
мне на душу пломбy?
Или вырвать движением
дантистовым, резким?
Гнойнодушье терпел
я давно, мирно-тихо,
И ходили за мною
мученья обозом,
Но теперь сам себя,
С кляпом и без шумихи,
Оперирую скальпелем рифм
без наркоза.
Мне и больно,
и нет,
и печально,
и весело
Поглядеть в жизни раз
на духовный желудок,
Где годами
Варились
в диетное месиво
Впечатления, которые бог
дал на блюде.
Я спокоен
до ужаса,
самобоязни,
Будто вырезал что-то
в души казематах,
И в кошмарнейших снах
вижу порки
и казни
Лишь за то,
что отрезал
слова Гиппократа.
Виноват я
не перед иным кем,
как перед
Собой, тем горящим
в совсем близком прошлом,
Перед тем, кто в людишек,
в любовишку
верит,
Перед тем, кто не знал,
ЧТО избито,
ЧТО пошло.
Я из прошлого
себя обвиняю, распоротый,
Из сегодня –
спокойно себя адвокачу,
Кто «сегодня» -
задушенный в коробе
города,
А вчерашний –
довольный, с клубникой,
на даче.
А судит кто?
Я – весь эфирный,
грядущий
Но такой же, как ныне -
телесный и грешный,
Скорее похож
не на райскую кущу,
А просто на тополь,
на липу,
черешню.
Да только все это –
и суд скомороший,
И вся операция –
только лишь игры.
Меня до сих пор
когтями ерошат
Души меднотелые,
гладкие тигры.
______________
I
______________
Вы не бойтесь –
здоров я,
и езжу по весям,
Малярийного бреда
не знал и не знаю
Это не было,
не было вовсе
в Одессе,
А скорее
в забытом людьми
Кустанае.
И на север
пилить редкозубной машиной,
До границы;
потом ещё
столько же дважды,
Едьте пО небу
красновечёрому, синему –
Там пройти
в жизни раз
должен всякий и каждый.
Хорошо географию
знаю я, только
Ненавижу –
она делит все, как полено,
И какой-то наивный
и глупенький Колька
Не увидит своей
просторожей Елены.
Мне «любовь» -
лбом об стол,
просто жалко их.
Жалко,
Если кто –
в королевстве, а кто –
в федерации,
Я б убил огнестрельно,
кулачно и палкой
Тех, кто делит
на страны,
республики,
нации.
Здесь все проще.
Он выходец с Кубы, к примеру,
А она от мозгов
и до кости русачка,
Он хотел знать порядок,
спокойствие, меру -
Ей же любы
кобылы гнедые и скачка
Но неважно.
Все было нормально-обычно –
И без «восемь»,
Без «девять»,
Без «десять»
и иже,
Спокойно, неплохо,
не тихо, не зычно,
И всех похождений
ступенькою ниже.
[taram-pam-pam]
Города эти – Римы.
Утрецо.
Хриплый кочет.
Но нельзя, но не можно
Во влажные Тибры!
Надо мной оголтело
Когтями хохочут
Медношерстые,
Гладкие тигры.
__________
I I.
__________
Странно – нет дома,
Ни копейки, ни цента!
Весь город загорелся –
Безгрешнейший ад –
Но чувствую – я
Декандент декадентом,
Никакой не пролетариат.
Вдруг вышел Команданте,
Понурый тоже –
Мы вместе на печали
Поляне паслись –
Но чувствую, что он –
На меня не похожий,
Как слеза не похожа на слизь.
Сидел с томом Бодлера,
На бежевом сиденье
Из черепа
Эксгумированного слова,
И передернулся
От запаха душного гниенья
Идущего от моего
Рыдающего шова.
Обещал вернуться –
Крыльев взмах –
На таланте своем полетел,
Оставляя меня
Сыпать в урну прах
Иссохших словесных тел.
И чувствую – он прав
В миллиардной степени,
Крыльями воздух гребя,
Оставив меня,
Гропокопа-Репина,
Размалёвывать
Могилу себя.
Он тысячу раз прав –
Я должен лишь двуруко
Разгребать завалы
Обсыпавшегося времени,
Растянуть свою душонку
По закону Гука,
Как обряд инициации
Будетлянского племени.
Мне больно! – Гвозди
В позвоночник гроба,
Прямо в морду
Смертного одра –
Это поселилась
Аскаридой в утробе
Серой присоской
Хандра.
Это жутчее
Всего, что быть может –
Медные Тигры
Под эмалью патины
Когтят своей ржавчиной
И кости, и кожу,
И насаживают меня, живого,
На рогатину.
Ржавое топорище
Страшнее, чем ножик,
Пускай накаленный
В кузнечной печи,
Так – вороний
Сплин-духогложец
Страшней, чем амуровый кречет.
Это страшно! –
«Нелегко» меня кроет язвами,
Окунает с головой
В чуму волдыристую,
И пляшет вокруг
В кафтане бязевом,
Лишайный, гусокожий,
Пупыристый.
Любовям рядом с этим –
Осталось немного;
Это хуже, ужаснее,
Чем остаться без дома!
Это – все равно, что
Отрезать ногу
У твеновского Сойера Тома!
Это хуже – меня варят
Глодающей стужью
На огоньке мелкопакостном –
Черепашьем, заторможенном,
И мозг очень медленно
Разливается лужей,
Мозг – разбитый,
Вареный,
РазмОзженный.
И снится ночь каждую –
Утопленников равнина,
Зеркалами серыми,
Как плитками, выложенная,
И я захлебываюсь
В затхлой, зазеркальной стремнине,
И серым становлюсь,
Всей равниной вылизанный
И не знаю – где я,
А где – зеркало опаловое;
Там нет воздуха –
И меня выхолащивает в вакууме,
Такие кошмары
Не затягивали в опале
Никакого старовера Аввакума!
Хочу выйти за границу
Себя, за штат,
Пускай и без золота –
Как ильфовский Бендер,
Только вижу – границ моих нет
И кишат
Повсюду души дементоры!
И утопаю в зеркальной равнине,
В сером,
В асфальтовом небе,
В асфальтовой луже,
Исчезают все боги,
Исчезают все веры,
А я истончаюсь,
Становясь уже ужа!
Иду в дом сгоревший –
Больше делать нечего.
Пытаюсь лечиться –
Но все понапрасну,
Пытаюсь пить молоко
Из Пути из Млечного,
Но он меня ранит
Кнутом свинопаса.
Из дома выгоревшего
Ушли постояльцы –
Они тоже живые –
Им некуда деться,
А я в нем
Перебираю
Перебитыми пальцами
Углистые полена
Блаженного детства
Полена дома
Стоят статично –
У дома шок
От огнистой боли,
Но даже на углях
Обжито, привычно,
Повисли вешенкой
Хандры магнолии.
Вскоре меня,
В последнем убежище,
Под городом,
Под Вселенной,
Под душащим Тибром,
Разрывают своей патиной
Ревуще, скрежещуще,
Ржавые, медные Тигры.
____________________
Рыданственный Эпилог.
____________________
Я чую ухмылку,
На морде у Бога –
Ухмылку развратника,
Дряхлого, старого
Похоже на мылкого,
Потного дога,
Поросшего шерстью
Из пепла, из гари.
Глядит иронично
Его Догоматерь
И красит глазницы
Слепого зудожника
Лицо её – с птицами
Грубая скатерть –
Поморщилась листьями
Травы-подорожника
Судьбины сарказмы
Бичуют нас жизнью –
И розги, и кнут
Суицидно проверены
Мы корчимся, в спазме
Мечтая о тризне,
А нас рвут
На клочья
Движеньем уверенным
И рвут-то без злобы,
Как в марте, как в мае
Срывают бумагу
С боков белых окон.
А мы в своих верах
Об аде, о рае,
Завернуты, плотно,
Как бабочкин кокон.
* * *
Погладь моих тигров
Железной рукою
Окунись в тину Тибра,
Заразись моей корью.
Попробуй убиться
Под рухнувшим небом
Расстрелянной птицей,
Летящей по следу
Мы выжженным миром
Завернуты в жгут,
И высохнут Тигры,
И руки падут
Свидетельство о публикации №108031102355