Долгая ночь

Новелла
ДОЛГАЯ НОЧЬ
Шел дождь. Он сползал по оконным стеклам длинными прерывающимися нитями, плясал в свете фонаря на мокром асфальте у подъезда, рассыпался веером по лужам, а там, вдали, сливался с ночью — темной, осенней, долгой.
Погасив свет, женщина подошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу и долго пристально глядела в темноту ночи, будто пыталась разглядеть что-то там, за стеной дождя.
 Но ни через полчаса, ни через час картина за окном не изменилась. Только где-то вдали, у железнодорожного переезда, появилась и вновь пропала цепочка огней, да приглушенно донесся перестук вагонных колес.
Женщина, не включая света, тихо отошла от окна, наощупь поправила одеяло на детской кровати, где безмятежно спал ребенок и, глубоко вздохнув, опустилась на широкую семейную постель. Слишком широкую для нее одной. И женщина свернулась клубочком на самом ее краю, готовая вскочить при первом стуке, звонке, звуке шагов.
Ей снилось лето. Нагретый за день песок еще жег босые ступни, а в воздухе уже разливалась вечерняя свежесть. С речной поймы доносился и кружил голову легкий запах разомлевшей от жары мяты и еще какие-то терпкие медовые ароматы.
Она вприпрыжку бежала по берегу крутого речного обрыва, и легкий сарафан плескался вокруг ее упругих ног. И вся она была легкой, почти невесомой, почти летящей. Он шел сзади неторопливой тяжеловатой походкой и смотрел на нее, и любовался ею. Она чувствовала этот восхищенный взгляд. И тело ее становилось еще легче и послушнее, и ей захотелось взлететь. Вот только чуть оттолкнуться от обрыва и можно взлететь туда, в бездонную синеву, в полную свободу, в счастливый полет, вдвоем. И она, обернувшись на самом краю, призывно махнула ему: «Скорее». Но он шел так же медленно, и расстояние между ними не становилось меньше. Она протянула ему навстречу руки: «Скорее!». Но он издали отрицательно покачал головой. Тогда она сама сбежала ему навстречу и за руку настойчиво потянула туда, к полету.
— Надо только верить, только верить, и полетишь, — уговаривала она.— Вот так. Это же просто.
И упруго оттолкнувшись ногами, она легко взлетела над обрывом, всем существом своим ощутив неземное счастье вольного полета. Но отчего в нем столько тревоги? И вдруг синева вокруг зазвенела и раскололась.
Она проснулась. В ушах еще стоял резкий короткий звонок. Она вскочила и замерла, прислушиваясь. Была глубокая ночь. Тишина казалась первозданной, и ничто не нарушало ее. Да был ли он, звонок, или ей только почудилось?
Она осторожно подошла к двери, и уже зная, что за ней никого нет, тихо спросила:
— Это ты?
Никто не отозвался. Но тут же внизу хлопнула дверь подъезда, и послышались медленные шаги. Его шаги, в этом она была уверена. Замерев, она ждала, пока он поднимется на пятый этаж, остановится у двери, как раз напротив нее, позвонит. И не успел смолкнуть звонок, как она повернула ручку и открыла дверь. Он, в мокром распахнутом плаще, пьяно покачиваясь, стоял у двери. Сквозь тупость опьянения пробилось удивление. И сквозь мерную икоту он медленно выговорил:
—Ты что... так и... ждала?
—Так и ждала,— тихо и грустно повторила она и, не взглянув на него больше, отошла к окну.
По стеклам все так же текли прерывистые струи. Шел дождь. Осенняя ночь была темной и долгой.