Терпкое бремя напутствий

Мосты сгорали дотла,
обрушась в пучину вод.
по глазури зеркальной шла,
как первый подснежник, бела,
вперед устремясь, ладья.
в ней были не ты и не я,
а Поэп, Суах и Щиойд.

       Бардовая роза дрожит
       в руке мотыльком сухим.
       Из трубки моей летит,
       в колечки сплетаясь, дым.


       Грущу,
       и смех тополей
       тревожит седой океан.

       Дышу,
       и запах морей,
       мерцающих как тюльпан,
       становится все хмельней.

Сплетает кольца
Суах -
сородич степного орла;
рождает огонь впотьмах
сверкающая стрела.

Поэп -
жонглер мудрецов,
мудрец, узревший тропу,
симфонией спелых слов
баюкающий толпу.

И в белых бинтах таясь,
чародейный вихреворот -
отплясывает фаянс,
неподвижно застыв,
Щиойд.

       Из трубки моей печаль
       серпантиновой лентой ввысь
       уносится, где не жаль,
       и где нету слова: "вернись."

       Бардовая роза дрожит -
       беспомощный мотылек,
       аромат источая, спит,
       забытая, между строк.

Грущу,
и смех тополей
тревожит седой океан.

Дышу,
и запах морей,
мерцающих как тюльпан,
становится все хмельней.


       Мосты сгорали дотла,
       обрушась в пучину вод.
       по глазури зеркальной шла,
       как первый подснежник, бела,
       вперед устремясь, ладья.
       в ней были не ты и не я,
       а Поэп, Суах и Щиойд.