С улыбкой в которой сияла невинность

- Представляешь, Витенька,- говорила как-то потом соседу-студенту хозяйка кота,- мой Лапик вдруг полюбил сухие корочки хлеба. Мне иногда кажется, что он их любит больше, чем хек, и я беспокоюсь, не случилось ли что с ним. А, Витенька?
А Витя моргал глазами и качал головой с улыбкой, в которой сияла одна невинность.
(Сергей Глянцев.)
ПРОДОЛЖЕНИЕ
(Ч.Л.)
Витя качал головой и радовался, что кот человеческой речью не владеет и кроме "мяв" ничего своей хозяйке рассказать не может.
А кот не дурак был. Он прислушивался к каждому звуку в словах своей кормилицы, выуживал знакомые фразы из телепередач, прятался под диван и повторял, повторял, тренировался и, однажды, посмел!
К следующему отъезду хозяйки он вынянчил план  мести и возродился полностью.
Перемявкиванье с бродячими котами, тусующимися  в поисках съестного под окнами многоэтажки, также пошли на пользу дела.

Очередной раз, получив ключи от квартиры Светланы Евгеньевны, студент Витя поклялся себе в этот раз честно исполнить обязательство заботы о котяре.
Три дня он посещал Лапика регулярно и даже сердечно разговаривал с ним, стараясь развлечь скучающее животное и загладить свою недавнюю вину перед бедным животным и доброй соседкой. Но на четвертый день кот Евлампий (он же Лапик) опять исчез. История  повторялась.
"Не может быть!", - думал Виктор, обыскивая квартиру. В шкафчике у холодильника кота не было, и за занавеской, и в пакете с мусором, и даже в смывном бачке унитаза, куда отчаявшийся студент заглянул напоследок. Кот бесследно растворился в замкнутом пространстве квартиры.
"О, нет!" - простонал Виктор, шлепнулся в кресло, закрыл глаза и произнес роковую для себя фразу: "Мерзкий, злопамятный кот Евлампий, ты нашел способ отомстить мне"
И тут же послышался звук падающей на голову студента вентиляционной решетки. Под потолком из черного отверстия раздался пронзительный визг Лапика: "Попал! Попал ему в лоб! Мяв". И  это короткое "мяв" прозвучало особенно жутко оттого, что акцент человеческой речи талантливо  вписался  в скупую кошачью  лексику.
Следом, на остроугольные плечи Вити, откинувшегося в бессознательном состоянии на спинку кресла, грузно рухнул мохнатый Лапик, хищно  улыбаясь потоптался на впалой  груди бедного студента и, удивившись крепости его ребер, еще раз мявкнув, отправился к входной двери.
Через минуту, на его зовущий ор собрались коты со всей округи.
Бедного студента, как тряпичную куклу, затащили в платяной шкаф и заперли на ключ.
Как провел студент два дня без воды и пищи, а главное без возможности сходить в туалет, Лапик, конечно, не рассказывал, а сам Виктор тем более. Но с тех пор он стал пуглив и задумчив. Шишка от удара металлической решетки вентиляции прошла сама собой. Но Витины трогательные рассказы о беседах с котом через дверцу шкафа так понравились врачам скорой помощи, которую, по словам студента, вызвал сам Лапик, что студента решили придержать в обществе мастеров удивительных рассказов психиатрической клиники.
 А кот Евлампий, после трогательной  встречи  с хозяйкой, по  ее благополучному  возвращению, повадился выскальзывать в открытую дверь, ловко  лавируя  между  стройными  ногами Светланы Евгеньевны.
 Он церемонно разгуливал по этажам и заходил в чужие квартиры подхарчеваться и ... У него появилось вполне человеческое хобби, «греть уши» подслушивая и подглядывая жизнь людей в их собственных, защищенных  от  внешних глаз, жилищах. Кот  шпионил!
Лишь одна квартира привлекла котяру совсем  по  другой причине, не  имеющий ни  малейшего отношения к неугомонной тяге познания.
 В той квартире поживал улыбчивый человек - один,  в тишине, и все вещи в его доме знали свои места. Конечно, когда то с ним  поживала и женщина, однажды  собравшая свои  платья и бросившая на диван записку с однозначным "прости". За женщиной ушла повзрослевшая дочь, но в отличии  от своей  матери некоторое время она  возвращалась достаточно регулярно, потом все реже и реже, пока  ее встречи с  улыбчивым  человеком не сократились  до  получасового общения в маленьком подвальном кафе  на  углу дома. Улыбчивый  человек продолжал улыбаться, но  уже только  глазами, стал реже выходить на прогулки и приглашать шумных гостей, его тихий  дом затаился и поглотил сам  себя  вместе с хозяином, не позволяя  впускать никого на  двух ногах.  Может  быть потому, так приветливо распахивалась дверь  перед Лапиком, человек протягивал ладонь и пожимал  мягкую  лапу кота пальцами, как руку старого верного друга. Евлампий, задрав  хвост  трубой, проходил в  кабинет, прыгал  в кресло и не стесняясь, поблескивая  честными зелено-желтыми глазами смело  врал обо всем:  о своих предках, живших в далекой непонятной стране России, о человеке, с гусиным пером и чернильницей, говорящим с его пра-…-пра дедушкой, о высоком дубе с золотой цепью, о слышанном и виденном, о  невиданном и неслыханном.
Человек улыбался и даже угадывал имена и продолжение историй, но никогда  не останавливал завравшееся животное, а потом записывал  рассказы, поглядывая на белое гусиное перо  в карандашнице. Буквы и слова черными  мушками ложились на светящийся белым кусочек стены, напоминающим Лапику телевизор. И чем  больше черных  мушек  появлялось на белом  поле экрана, тем счастливее выглядел человек. Кот не знал, чему  радуется этот человек, не знал, что мушки зовутся буквами и даже не знал имени человека, но впрочем его  это не интересовало.
Главное, что здесь его слушали и понимали.

По рассказу Сергея Глянцева "КОРОЧКИ ХЛЕБА."
http://www.proza.ru/2007/12/05/109