II. осколки углов останков. Порок разума на пороге

...ворота предваряют путь, точно также как путь подразумевает ворота. Йог-Сотот! Ключ, являясь воротами, являясь путем, является вселенной…

Раздув тугую петлю табака,
Я выпустил густое зеркало,
В котором кажется, что смерть легка,
А жизнь – немного исковеркана.

Я видел сквозь пустую тень песка
Песчинки каждой черноту окаменелую,
Она тянулась, словно белая рука,
К моим глазам. Такая чёрная и белая…

На дне зеркально-сумрачная гладь
Хранила лица ворожащих хоровод:
Немых, Глухих и Обезличенных.

Настало время ложе стлать –
Свой жертвенник в пучине чёрных вод,
И быть ничем. Неограниченным.

…выпустив кишки, или применив какой другой способ, вступаешь на аллею мертвых, мощеную ониксовыми семиугольными плитами выпуклой, неправильной формы, складывающиеся в узор, при проникновении в который вниманием начинает неистово болеть голова, из-за чего представляется невозможным воспроизвести изысканно-неестественную вязь неведомого архитектора;
без лиц… вперяя ненависть опаляющую, обугливающую останки небесной лазури внутри вступившего на аллею, газоны заполняют толпы нестройно мучающихся и агонирующих на пожухлой умиротворённой и ломкой растительности ступней, словно каскады фонтанов с абсентом, настоянном на сукровице, девочек или мальчиков… без лиц… любопытство, впаянное в неистовство, не даёт спокойно воспринимать их, обнажённых, изуродованных до неузнаваемости пола, опутанных длинными волосами и колючей проволокой, еле ворочающих худенькие, искривленные, чудовищно хромающие ножки, достойные быть замурованными в мрамор руками скульптора или помешанного маньяка;

Дневные ночи и ночные дни
Сменяют корчи,
Заменяют матерь, молоко
И сны.
Безумство в сердцевине порчи
Скорченных детей, плывущих глубоко
В граните, мраморе и муках,
И в обглоданной разлуке
С догмами рассудка.

1 2 3 4 5
6 и 7
Умер папа-небо, мать
Скрылась в сень
Сень морского дна,
Чтобы там зачать
Подводный глобус;
Синь морского дня
Стала твёрдым гробом
Всем и вся.

Да пребудет в нас страх – родитель метаморфоз возрождающих, воссоединяющих невоссоединимое… О, Отец-море!

Тягучий смрад наполнит ноздри, протыкая и закладывая нюх, уши и зрение. Иди дальше, вдоль хлипких раскачивающихся от отчаянного пламени пьедесталов-фундаментов эшафотов. Не остановись! Ибо присоединишь свой костяк к обступающим с двух сторон висельникам, ласково скалящимся, нежно карябающим лицо, шею, засовывающим полураспад бурых пальцев в самые глубины носа, ушей, рта; выцарапывающим со всей осторожностью зеницы, дабы вступивший на аллею прозрел. Не остановись!

Чешуйчатая фиолетовая дымка
Порождает куб и треугольники мистерии,
Парящую в безумно буйствующей прерии
Иллюзией застывшей невидимки.

Безумцу видно. Безумию видней.
Не верь, что мертвый здравомыслящ –
В Колизее разложений, среди зловонных игрищ
Верна лишь философия червей.