Эратосфера

       Эратосфера.
       Часть 1. Эратоландия.

Молясь над обнажённой.

Себя ввожу, как судно, в лоно пристани,
Как розы драгоценный лепесток.
Перед вратами в храм кладу крест истово,
И, первым делом, ликом на восток.

Мой Ренессанс пока что впереди,
И я надеюсь, он вот - вот наступит.
Из пены выйдут сотни Афродит,
Омолодятся Бабы – Яги в ступе.

Я, как Петрарка, новый свой сонет
Спою Лауре, попросту Лариске,
Она уныло дует в свой кларнет,
Во рту катая вечные ириски.

Я столько по земле исколесил…
Кругом одно – убожество и серость,
Дай, ангел мой, ещё немного сил,
Чтобы в любовь бездонную поверить.

Себя ввожу, как судно, в лоно пристани,
Как розы драгоценный лепесток.
Перед вратами в храм молюсь я истово,
И главное, что ликом на восток.
22. 09. 06.

Не загоняйте женщин в угол!
       Басня.

Причудливы природные капризы!
Где – аномалия, где – норма, не поймёшь.
В семье ежей возник однажды кризис:
«Я ухожу», - сказал супруге ёж.

Вся повседневными заботами зажата,
Опешила замученная мать:
За нею шариками катятся ежата,
Орут, пищат и требуют пожрать.

Собрав в кулак всю выдержку и волю
Спокойно молвила: « Ляг, отдохни,
А рано утречком ступай на волю».
И здесь к согласию пришли они.

Ёж захрапел, она суровой нитью
Петлю – на главное достоинство отца.
Другой конец, ребята, извините,
Надёжно закрепила у крыльца.

Зажгла огонь под самою постелью
И зычно крикнула: «Пожар, пожар!».
Ёж прыснул так, что яйца отлетели,
И даже дуб столетний задрожал.

В рассказе сём проходит красной нитью
Мысль главная, к чему ещё слова:
«С женою поступайте, как хотите,
Но отпрысков не смейте предавать!».
04. 06. 07.

Время есть!

Вас увидев в первый раз,
С той поры тащусь от Вас.
Ваш ответный интерес
Разглядев во взгляде,
Понял, времени в обрез,
И уже готов под пресс.
Знать бы, чего ради.

Если Ты намерена,
Времени – немеряно!
05. 09. 07.

Будь, пионер, готов!

Поведал, россияне,
О даме Мэтью Бут:
Она парит в сиянии,,
Когда её … блюдут.

Растрачены пистоны все,
Ура! Писец! Капут!
Она в высоком тонусе,
Когда её … блюдут.

Пылай, очаг домашний,
Но чувства не сожгут!
Давай – ка по рюмашке
За тех, кого …блюдут!

Жить славно на просторе
Моей родной земли!
Налей – ка, и повторим,
Чтоб их всегда … блюли!

Я здравицу воздам им
Без фишек и понтов!
Не сметь задами к даме!
И будь всегда готов!
05. 09. 07.

Империя твоей любви.

Мы с тобой в начале первой серии,
Выслушай, и тотчас отрави!
Я хочу рабом в твою империю,
Мне не веришь, верь моей любви!

Можешь и не верить даже вовсе,
Иронично губы искривив,
Я спою про золотую осень,
И про журавлей прощальный крик.

И про то, как встретились с тобою,
Бабье лето краем зацепив,
Это время не зови любовью,
Вспомни полюбившийся мотив.

Щепками в водовороте жизни,
Рядышком недолго нас несло.
Хочешь, покукуй, и даже взвизгни,
Чтобы не искать прощальных слов.

Не взыщи, что вновь не повторится
Время: полусон ли, полуявь.
Ты была во всём императрицей,
Жаль, что император был не я.
15. 02. 07.

       Любовь за деньги.

Спешу! И времени в обрез,
Ах, знала б, не рискнула сроду.
Любовь за деньги? Жуткий стресс,
При этом вместо денег, в морду!

Не верила, не береглась,
Строптивости сверх меры, разве ж.
Ругай, мамаша, не ругай,
Но этим дела не поправишь.

19. 01. 07.

       Оба и обои.
(толстозадая)

Только чуть глаза откроем,
И не помним, что творим,
Замечательно обоим,
Но не нравится обоям.
  И соседям всем твоим.
 
Припев:

Ох, замысловатую
Выдаю тираду я,
Ты не виноватая,
Толстозадая.

Всё путём, когда без сбоя,
И машина не сбоит,
Ты не сдашься в плен без боя,
И смотри-ка, на обои
Снова брызнул сок любви.
.
       Мну с любовью грудь и тело,
       Как нашкодивших котят,
       И кому какое дело,
       Куда брызги полетят!
 
        Припев:

Всю отдам зарплату я,
И ещё обрадую,
Ты ль не виноватая,
Толстозадая?
 
       Я на стенке отмечаю
       После схватки жирный крест,
       Очевидно, не случаен,
       Неподделен, нескончаем,
       И процесс, и интерес.

Припев:

Вновь замысловатую
Выдаю тираду я,
Ты не виноватая,
Толстозадая.
15. 08. 06.


       Птичья проблема.

Тут я встретил на неделе,
По дороге шли и пели,
Грациозны, как газели,
Две мамзели из Базеля.

Я попробовал вначале
На плохом французском,
А они мне отвечали
На хорошем русском,
Но немного странноватом,
Вперемежку с нашим матом.

Я спросил их, типа, как
Вам Москва – столица,
А они, ну что, чувак,
Хочешь подкадриться?

Слушай, грёбаный москвич,
А не жмут ли туфли,
Мы обслуживаем ВИЧ,
Коль лопатник пухлый.

Я, обидясь и набычась,
Их спросил, нельзя ль без ВИЧа,
Мы из–за тебя, кретин,
Вновь на шконки не хотим,

Зря бакланить не с руки нам,
Ты впервые на Неглинном?
Сохрани, святой Георгий,
И давай отсюда, дёргай.

Пререкаться я не стал
И ретировался,
Совесть у меня чиста,
Опыт не удался.

Но покоя не даёт
Мне вопрос о ВИЧе,
Как оценит наш народ
Грипп, к примеру, птичий.

19. 03. 06.

В автобусе.

То ли девушка, то ли женщина,
С белокурою головой,
Двадцать пять, или может быть меньше ей
Волос крашеный или свой,

Как пичуга, головкой вертит
И глядит с досадой в окно,
Я смотрю на вас так, поверьте,
Потому что мне всё равно.

Почему-то отводите взор Вы,
Свою голову наклоня,
Вы всегда краснеете здорово?
Или только так, для меня?

И от этого я очарован,
И в улыбке губы ползут,
Взгляд сердито блестит чернобровый,
Уж не тушь ли замешана тут?

Стал автобус, Вы встали тоже
И мираж растворился враз,
Я раздавлен и уничтожен:
До чего же огромный таз!

Вряд ли вместит полутороспальная
Этот явно нелёгкий груз,
Не слониха ль родня Вам дальняя,
Впрочем, я судить не берусь.

Я лелеял надежду робкую,
А теперь похоронный звон?
Как Вы смели своею попкою
Расчудесный развеять сон?

И мыслишка шальная дразнится,
Может быть несерьёзен я, пуст,
Но, выходит, тяжёлая задница
Убивает поэзию чувств!
       1964 г.

Начало начал.

Серый сумрак тонет, тает. Зыбко, зябко.
Флаг Амура повисает белой тряпкой.

Мы его опять покрасим в цвет Победы,
Волю дав взаимной страсти. И уеду.

Я такси легко поймаю в эту пору,
Приведёт меня кривая в мою нору.

Мне мозги прочистит ветер, воздух свежий,
И опять, один на свете, всё, как прежде.

Сам себе даю заданье, это свято,
Пусть крушенье мирозданья, прочь девчата.

Написать я строчку должен, хоть и бреда,
Сдать свой труд никак не позже, надо в среду.

И исполнив долг приятный, успокоюсь,
Я лечу, невероятно, прямо в койку.

Сон глубокий и сладчайший,
Где–то волки воют в чаще.

И открыл я, на рассвете
Спрятал крылья даже ветер.
       1999 г.

Инь и янь.

Вся в рубашечке одной
С голыми плечами
На меня идёт войной
Белыми ночами.

Я атаку отобью,
Примиренья жажду,
Но уверенно люблю
В сутки только дважды.

Вот такая ерунда,
В жизни так оно всегда:
У кота, понятно, - кошка,
Если крот, то где-то крошка.
        10.2005.

Ночной этюд.

Эта ночка только для счастливчиков,
Когда так объятия тесны,
Ты сидишь в рубашке и без лифчика,
А твоей мамаше снятся сны,

Что у дочки принца чернобрового
Увела на несколько ночей,
И забыла про супруга – борова,
Потому что он теперь ничей.

А Папаша храпом всех измучает,
Оттого, что наглая Луна
Тянет к нему пальцы свои, лучики
Через вязь замёрзшего окна.

На стене заботливые ходики
Отмеряют время снов и Муз,
Да за стенкою сверчки – уродики
Славят жизнь на свой, сверчковый, вкус.

В час ночной мне Муза открывается,
Не стыдясь прекрасной наготы,
Тронет чуть улыбка край её лица,
В строчки проецируясь, а ты?

Торопливо чешешь за спиной
И, волнуясь, грезишь, что со мной.
        1965 г.

       Два петуха.
       Быль птичьего двора.
 о качестве и количестве.
       
То был необычный курятник,
И жили там два петуха:
Один – сексуальный развратник,
Второй – всё мечтал и вздыхал.

Мечтал о Любови взаимной,
О дружной, весёлой семье,
И даже придумывал гимны,
А ты вот, попробуй, сумей.
* *
А первый, о чём ему думать?
И чем, если мало мозгов,
Побольше топтать и без шума.
Добавь – ка, художник, мазков.

Хозяйка ценила Ван Гога,
И всякую вкусную снедь.
Несушки давали так много
Яиц, даже некуда деть.
       
Всё было б прекрасно, но гипер –
ковбой «закусил удила»,
Куриный, естественно, гриппер!
Ему за такие дела.

Не страшно бы, но среди близких
Соседских курей вышел мор,
Хозяева подали иски,
А кто–то схватил и топор.
*
Глазами чтоб хлопать, сопеть ей?
Ждать пакостей из–за угла?
Хозяйка ретивого Петьку
Немедленно в яме сожгла.

Стал править второй, венценосный,
Воспитывать добрых парней.
Да, снизилась кур яйценоскость,
Зато стали яйца крупней.
        16. 07. 06.

       Ностальгия по былому.
       Веруньке с Астраханского.

Я не арап, и не джигит с Востока.
Она – русачка, внешне, по повадке,
В делах любовных – редкостная дока,
Неистова, всегда готова к схватке:

На подоконнике, на крыше островерхой,
В сугробе и в реке, на спинке кресла.
Вот и теперь, спустя почти полвека,
Воспоминанья вновь сжигают чресла.

Как торопились стать скорее старше,
Как Новый Год нам довелось с ней встретить,
Подвоха не заметила мамаша
Её, что в койке оказалась третьей.

Жив тот огонь, где мы недолго грелись,
И лет тех эхо звука не проронит,
О чём шептались, этого не помню,
Скорей всего, какая она прелесть!
29. 12. 06.

Автоэкстрим.

Я говорю ей: «Люсь, а Люсь,
Ты для меня на свете лучшая,
Я на тебе остановлюсь!»
«Нашёл когда? ни в коем случае!

Дави, Петюня, на клаксон!
Как кстати кочка эта очень мне!»
Завыли вместе в унисон…
Лежим вниз крышей… на обочине.

Теперь она мне: «Петь, а Петь,
Неловко, милый, кверху шкваркой – то…
Ты предлагаешь потерпеть?
Пока придут эвакуаторы?»

Бегут мурашки по спине,
В позиции такой, да спор вести!
«Как оказался он во мне?
Рычаг переключенья скорости!?»
19. 01. 07.
       
       Часть 2.Анатомия Эротики.
       (В сентенциях)

Вступление.

I

В природе дикой всё предельно ясно:
Раз вынесенный действует вердикт.
Там правят только похоть и инстинкт,
Созрела особь, стало быть, согласна,
Но ждёт самца, который победит.

II

Дал всё необходимое Господь,
С напутствием: «Плодитесь, размножайтесь!
Совокупляйтесь: на лесной лужайке,
В шкафу, на койке, но не обижайте
Живую и трепещущую плоть».

Её необходимо ублажать,
Чтоб инструмент не заржавел до срока.
Под шум дождя, под монотонный рокот
Волны морской, между приёмов грога,
Под сводами дворца иль шалаша.

III

Мужчина изначально полигамен,
Пока в среде естественной живёт,
И этому есть несколько причин.
Продлить свой род
       имеет право тот,
Кто на одну ступеньку встал с богами,
И может обеспечить жён благами,
Но в то же время окружён врагами.
А век весьма короткий у мужчин.

IV

Всегда есть «да», и «нет», и «нечто»,
Но выбор твой, и только твой.
Себя не хочешь поберечь ты
И жить с холодной головой?

Ныряй в пучину удовольствий,
Где дух веселья так и дразнит.
Да будет день и вечный праздник,
И ночь утех и безобразий.
Сколь безопасен, путь сей скользкий?

V

Всяк плод имеет срок для созреванья.
Голодный может сгрызть незрелый плод,
А после, долго пребывать в нирване,
То–есть, в клозете или в ванне.
Живот – здоровья твоего оплот.

Чем насыщаться, плотью ли живою,
Иль падалью, решаем в темпе вальса,
В сыром ли виде, или под жаровней.
Глядишь, внутри, под спелой кожурою
Упитанный червяк обосновался.

       Глава I. Городские цветы.

1. Детский сад.

Папа на днях, как ошпарил:
«Думай, сынок, полушариями
Не теми, на чём сидишь!
Учись размышлять, малыш!»

Ощупываю себя, обшариваю,
Пытаясь найти свой знак:
Всего – то два полушария,
И оба сидят… в штанах!

А ты, не бойся, не тискаю я,
Исследую твой секрет.
То, из чего я писаю,
Этого у вас нет?

Можно, потрогать тихонечко?
Глупости и срам.
А вот у нянечки Сонечки
Мочалка ржавая там.

       2. Пока ты…

Пока ты юн и очень робок,
Всё пробуешь на цвет и вкус.
Как можно одолеть искус?
Рви розы, а насколько куст
Колюч, узнаешь, но… попробуй!

Курчавость нежная в подмышках,
На подбородке, на лобке, –
Медовый пряник в молоке,
Зачем забился в уголке,
И почему так тяжко дышишь?

3. Мир, что…

Мир, что вокруг тебя, ты постигаешь,
И открываешь, что Вселенная в тебе.
Ты сам – Сахара, Ниагара и Тибет,
И узнаванья собственный предмет,
И жизнь твоя – вещица дорогая.

Но вдруг огонь, неясные томленья,
Смущают и сжигают изнутри,
Трясутся руки и дрожат колени!
«Чур, меня, чур!», - нос чесноком натри,
Брось глупости, пойди, прими элениум.

4. Вот пробил…

Вот пробил час, и ожил твой кинжал,
Что крови жаждет, прыгая из ножен.
Стал своеволен, просто невозможен.
«Вот я, смотри, в кулак тебя зажал!»,
А он в ответ, как жеребец, заржал:

 «Жду от тебя таких активных мер,
 Где я бы мог на славу развернуться,
 Взнуздай коня и приготовь–ка кнут свой,
 Забудь про скромность, выкини занудство,
 И не питай бессмысленных химер!»

5. До некоторых пор…

До некоторых пор с пренебреженьем
Взирал на этих плакс, кривляк и ябед.
А тут себя поймал на мысли: «Я бы,
Толстушке этой, дав пригоршню ягод,
И прочитав на темы секса ямбы,
С ней лёг в кровать… с огромным наслажденьем».

Сквозь землю провалиться ты готов, -
Выскакивает сердце… из портков.

       6. С детства…

С детства привыкли мы, что рукоделие –
(кройка, шитьё, вязание, вышивка)
Дело для девочек, только для девочек, –
Средство быть – модной (уход от безделья) и
Оригинальной – вот высший кайф.

То они плачут, и тут же смеются,
Не потакай их вздорным капризам.
Мой юный друг, не рукоблудствуй,
Лишнюю магму в виде поллюций
Выбросит мудрый твой организм.

       7. Тебя, возможно…

Тебя, возможно, это и утешит,
Что рукоблудьем в детстве многие грешили,
Отодвигая время: взятия вершины
И превращения в ферзя из пешки.
В народе говорят: «попутал леший».

Последствия от этого ничтожные почти:
Чуть раньше срока прекратишь расти,
И прежде времени мужской иссякнет порох.
И будешь чуть глупей, прости.
Да не горюй, всё это так не скоро!

       8. «Бутылочка»

«Крути бутылочку» - народная игра.
Куда же горлышко укажет-клюнет?
Потом она в твой рот напустит слюни…
Какая мерзость, эти поцелуи.
Избави, господи, от этого добра.

Объятий жарких и лобзаний опыт
Придёт в свой срок. Не торопи его.
Род человечий всё же, видно, проклят,
Раз так зависим от любовных хлопот.
Но в этом же и шарм особый, свой!

       9. Охота!

Пообещай, когда вернёшься с орденами
Со службы в Армии однажды поутру,
Ей принесёшь великолепный тульский пряник.
Она, лукавая, опять тебя динамит,
Ты сделай вид, поддайся и прими игру.

Не забывай, охота требует терпенья.
И, дабы дичь добыть, повадки изучай,
Прикармливай и постепенно приручай,
Всегда будь начеку, без вздохов и сопенья,
Поймал на мушку, плавный спуск крючка, кончай!

  10. Разделка дичи.

Созрел охотник для добычи знатной,
Но не спеши, пока в прострации она,
А в ухо уже шепчет сатана.
Ему не поддавайся, нервы не канаты.
В игре любовной быстрота вредна.

Не торопясь, свежуй, скальпируй и пальпируй,
Как мантры, бормочи любви слова,
В помощники возьми божественную Лиру.
Как вкопанный, стоит твой парус – голубь мира,
Правь точно на маяк и в гавань заплывай.

11. Начало грехопадения.

Зачем мы пробуем вино,
Снимаем пробы чаще, чаще?…
Себя ведём путём кратчайшим
В мир тени, призраков и снов.

Вначале пьём, чтоб робость скрыть,
И утвердить свой статус взрослый,
Пусть впереди одни вопросы,
Невежество прикроет прыть.

Вкусив нектар из винограда,
Застенчивость, как move ton,
Заменим пьяною бравадой…
И отдыхаем под кустом.

А соберёшь обид букет,
Поймёшь, всё суета сует.
И мошкара летит на свет
Огня, и опаляет крылья.
А где, наставники, Вы были?

12. Завязывай, пока не поздно…

К слову об эротике:
Надоели тортики!
Брось себя мне впаривать,
Я хочу сухариков.

А ещё к сухарикам –
Воблу. Можно старую.
Только с толстой спинкою,
Захвати пивка - ка мне.

Мысли все иссякли,
В стойло пора, … в ясли.

       Глава II. Деревенские пейзажи.

Ets.

       Часть III Стена соития.

       Баллада о непорочном зачатии.
1002 сказка Шахерезады
       в современном изложении.

Легенда, сказка, быль летят по свету
Из уст бродяги, барда и шута,
Я вам передаю балладу эту
В том виде, как мне ангел нашептал.

I

В стране неведомой, во времена седые,
Соседствовали два монастыря,
В одном трудились жрицы молодые
Сад пестуя, по воле их царя.

Другой, мужской, нёс функции охраны
Страны в большой цепи монастырей.
Дозорные на вышках неустанно
Глядели вдаль, чтоб выявить скорей

Поползновения врагов – соседей,
И по цепочке передать сигнал:
Вот группа конных по дороге едет,
А там пастух верблюдов гурт погнал.

Всё замечает бдительная вахта,
Как только враг к границе подступал,
Работала своя система знаков,
Сигналов разных с помощью зеркал.

Ещё они «дымы» пускать умели,
Меняя формы их, цвета и ритм.
Цвет жёлтый означал: на реках мели,
Пора водою запасаться им.

Прерывистый, клубами: урожаи
Снимать пора, хозяин, поспеши!
Столб чёрный: близко армия чужая,
Зелёный: нападенье саранчи.

Охранники могли в гудок сигнальный
Дудеть, материалом был бамбук,
Чьи звуки раздирающе – печально
Распугивали живность всю вокруг.
 
Помимо этого монахи постигали
Искусство ратное. А жрицы за стеной,
За каменной, что в локоть толщиной,
Царю небесному в вокале
Творить молитвы привыкали.

Здесь нить рассказа мы прервём едва ли,
В стене была дыра диаметром с кулак,
Через неё соседки наблюдали
Учения парней, да что у них, и как?

Со стороны дыру заметить трудно,
Невысоко, в трёх локтях от земли,
Через неё смотреть могла б подруга,
Встав в позу сфинкса, кошки ли, змеи.

Понятно, что серьёзно рисковали
Попасть под строгий «главной мамы» глаз,
И девушки дыру маскировали,
Закладывая камень плотно в паз.

II

Минутки их досуга выпадали
Нечасто, чтобы выполнить урок
На каждый день, валились девы с ног,
Глотали слёзы, мучились, страдали.

Насилие и ссоры разве средство
За право наблюденья у дыры?
И, побоявшись утерять секрет свой,
Установили правила игры.

Правители народ держали в страхе,
В невежестве, и кто рассеет мрак?
Писать умели только иерархи,
Советники царя, и сам монарх.

Оракулы, что в небе мореходы,
Следят, чтоб не прервалась связь времён.
Ещё купцы. Считать свои доходы
Сумей-ка, коли в числах не силён?

Мужчину красят мужество и удаль,
Вращай свой меч, рази, руби, коли.
Изящен, гибок женский ум, не чудо ль!
Какой же выход девушки нашли?!

       III

Кто умница средь них, поймём едва ли.
Но ясно, ими двигала любовь.
По берегам ручья, где воду брали,
Камней в избытке, выбери любой.

Блестящая идея волей судеб
Оформилась, а дальше – просто всё:
Пусть каждая свой камушек добудет
И на него свой символ нанесёт.

Итак, для жеребьёвки всё готово,
И нет нужды в известность ставить «мам»,
Сложили полукруг, почти подкову,
И разбежались по своим углам.

Возникла цель, и закипело дело,
Всё спорится, и труд не так постыл.
Пока одна «кино» своё глядела,
Другие обеспечивали «тыл».
       
Все «пашут», точно кули из Китая,
И предвкушают, будет их черёд,
Течёт песок в часах, и время тает,
И зрительница новая встаёт.

Близка ли хард-роксмену Баха фуга?
Нам в век TV их не понять восторг.
Использован очередной просмотр,
И камень вниз спускается по кругу.

Прекрасно иногда отведать плова,
Но если постоянно, - надоест.
Бегут минуты, крутится подкова,
Но зреет где-то внутренний протест.

От перегрузки может вспыхнуть дроссель,
И в лампочке – вольфрамовая нить.
Душа чего-то новенького просит,
Такого, что могло бы впечатлить.

IV

Шахерезада любит поманежить.
Торопится кто, сказку слушать брось!
А что ж соседи за стеною смежной,
Те, о которых прежде было вскользь.

Итак, монахи в упражненьях ратных,
В строю, поодиночке и вдвоём,
Где каждое движенье многократно,
Оттачивали с саблей и копьём.

Короткий перерыв на сон и пищу,
И снова непрерывная муштра,
«Отцы» погожих дней для них не ищут,
Так даже лучше: ливень и жара.

Бойцы поджары, мышцы будто камень,
Для каждого, коня поднять – пустяк,
Льва задушить - лишь голыми руками,
Гиену - за ноги, с размаху о косяк.

Защита рубежей – вам не пиалу
С душистым чаем выпить, и не зря
Монашеская гвардия являла
Предмет особой гордости царя.

Уверенно владеть любым оружьем:
Меч, пика, сабля, лук или копьё,
Талантов здесь особенных не нужно:
Оттачивай уменье, глаз, чутьё.

Другое дело – тактика, маневры,
Где армия, – единый механизм,
Послушный воле одного премьера,
А ставка в схватке более чем жизнь.
       
История подобного не знала.
О том в скрижалях ни одной строки:
Дорогу проложить, прорыть каналы,
мост навести – гвардейцам «всё с руки».

Тихони – не в чести, и все задиры,
Чтоб голос – зычен, на решенья – скор.
Готовили всех рангов командиров,
По – нашему, хоть маршал, хоть майор.

Сам, как пример, подтянутый и бодрый,
В горах, в пустыне, ночь или рассвет,
Царь наблюдал манёвры, делал смотры,
С любым своим «курсантом» во главе.

Казалось, что владыка был доволен,
Улыбка, как приклеена к губам.
Ей цену знал отлично каждый воин:
Плеть, на кол, иль в компанию к рабам!

Отметить следует «такую малость»:
(Я удивляться не перестаю!)
Молитвам время также уделялось:
На биваках, в работах, и в строю:

Хоть в пешем, или конном; врозь и вместе,
До трапезы, и - после, перед сном,
В дни чёрных бурь, иных стихийных бедствий, -
Дух должен быть всегда в ладу с умом.

V

С военной стороною вроде б ясно,
Узнать осталось, а каков был быт?
В те времена не знали слова «праздность»,
Крутились все вокруг своих орбит.

На месте тех мы, окажись бы, взвыли,
Сойти с ума, иль помирай, ложись.
Нехитрые занятья трудовые
Весьма разнообразили их жизнь.

Средь братии считалось, что «потрафит»,
Тому, кого «Папаша» углядел.
В делах хозяйственных имелся чёткий график
И перечень всех перспективных дел.

Обычная житейская рутина:
Конюшню чистить; насушить кизяк,
Что топливом служил; кормить скотину;
Воды доставить, коль запас иссяк;

В декаду раз устроить «термы» (баню);
Сварить похлёбку, кашу и кисель;
Убрать подворье (дела нет забавней);
Коз и овец пасти; стрелять гусей;

Раз в месяц назначался в город кто-то
Пополнить и фураж, и провиант;
И отряжались конные эскорты
Сопровождать торговый караван;

VI

Вы спросите, к чему так досконально?
А как без этого представить весь уклад,
И колорит, и стиль той жизни давней,
Чтоб ощутить эпохи аромат.

Стеречь свои, полу гнилые грабли,
Украсть хоть гвоздь, но от чужих подков,
Суть человечья изменилась вряд ли
За пятьдесят и более веков.

Разнообразить, скрасить свой удел, как?
Кто дерзок, того небо наградит,
Да, изощрялись мальчики в проделках,
Memento more, но конец един.

VII

Снять стресс, расслабиться, повеселиться,
Когда ты молод, сила бьёт ключом:
Ушастая, мохнатая ослица
Монахам не перечила ни в чём.

Да и к чему? Её держали в холе,
Скребли и мыли; чистой, ключевой
Водой поили и кормили вволю
Овсом – пшеницей, свежею травой.

Расчёсывали ей и хвост, и гриву,
Готовя, как невесту на показ,
А та кусала нежно и игриво
Парней, балдевших от её проказ.

Попона (у царицы гаже скатерть)
Нарядно завершала общий стиль,
В котором искушённый, соискатель
Животное старался угостить.

Он спросит: «Мы с тобою, не друзья ли?»
Она кивнёт, снесу, мол, этот крест,
И в качестве награды дозволяли
Себе короткий и невинный секс.

Пониже ростом кто, влезал на камень,
Для зрителя – потеха без границ,
Ишачка - шаг вперёд, и бедный парень
В пылу азарта… распростёрся ниц.

VIII

Зачем ишак? Бери любую бабу
Себе по вкусу, руку протяни,
Но если честно? Эти были табу,
Царю все предназначены они!

Сгодится «главная». Не молода, так что же,
По-нынешнему, ягодка опять,
По доброте своей она не сможет,
Вам отказать, она ж почти, как мать.

На грудь падёте, по - сыновьи, вы как!
Замолкнут посрамлённые скворцы.
Так нет, и здесь имелась закавыка,
То были оскоплённыё жрецы.

А в женском облаченьи? Не капризы.
Всего то - воспитательный процесс,
Царь указал, исполнил главный визирь,
Двоим известно, знает город весь.

Во всём вина ишачки. Совращала
Юнцов, они такие караси.
Подкова полегонечку вращалась,
Как и Земля, вокруг своей оси.

Картину эту девки зрили в оба,
Разбить бы стену, разогнав быка.
Сюжет их этот занимал особо.
До счастья - локоть, укусить бы, как?

IX

Прелюдия? А дальше – увертюра.
Иной оркестру предстоит настрой.
В сюжете появляется фигура,
Её бы мы назвали ключевой.

Он выглядел, как будто, неказистым,
Но страх такой умел внушить врагам,
А в схватке был напорист и неистов,
За что и дали кличку «Ураган».

А в этот монастырь по разнарядке
Царя попал, как некий образец.
Владыка наблюдал картину схватки,
И там ему понравился боец,

Не ведая о том, какую бомбу
Под женский монастырь подводит сам.
В царях всегда достаточно апломба,
Они вкушают, прочим – по усам.

К чему сгущать и так густые краски?
Или водою разводить бальзам?
Вам о таком расскажут, разве в сказке,
Увидев, не поверишь и глазам.

Всё вертится, конечно, по спирали.
Закон без исключений – не закон.
Природа чудеса всегда являла:
Среди людей – один на миллион,

Не храбростью своей из коллектива
Отмечен был, не тем, что пёр, как танк!
Из паха его вымахало диво,
Как дерево, или пожарный шланг.

Кто яйца его зрил, тем плакать оставалось
Не в силах подавить свой изумленья вздох.
Когда он спал в степи, нередко местный страус
Садился в пах ему, как на своё гнездо.

Врагов в бою разил, но это враки,
Штуковиной успешней, чем копьём.
Мерк Урий, было прозвище рубаки,
Иль имя. Нам неведомо о том.

Берёг сей дар и холил, как Отчизну:
Чтоб не застрял случайно в стременах, -
А пешим, - по земле не волочился,
Его к ноге приматывал монах.

Добавим к слову, говоря о славе,
Настолько он прославлен был в веках,
Что имя человечеству оставил.
Не то, что зауряднейший монарх.

X

Устав, порядки, хартии впитал все,
Во всём наш Мерк старательнее всех.
В монашескую братию вписался,
Как будто тонну соли с ними съел.

Неясные желанья и томленье
Сверлят башку, сжимают грудь его.
В тяжёлых снах он чей – то раб и пленник,
С ярмом на шее, тропкой кочевой.

Сто раз взошло и закатилось солнце.
Вот, наконец, черёд его настал
Ослицу мыть. Осуществляя сон свой,
Он на ногах вериги размотал…

Как поршень, он вошёл со свистом в тело,
Чтобы не сдвинулась, к ногам – балласт,
Ишачка поперхнулась, закряхтела,
Издав утробой шибко трубный глас.

Едва он только принялся за дело,
Девица изумленья не снесла.
Из – за стены, как ветерок, пропела:
«За что ж так мучить бедного осла?»

Наивен Мерк, но далеко не робкий,
Тут вздрогнул, чуть прибор не повредив,
Мгновенно вылез из мохнатой попки,
Заткнув дыру в стене. Простите, дик!

Девчонка очень быстренько смекнула,
Что за дубинка в глаз упёрлась ей,
И тело моментально развернула,
Встав в позу для подруг царя зверей.

И совместилась аккурат с дырою,
Нанизываясь тем, что вместо глаз…
Великие открытия порою
Нас озаряют в неурочный час.

И ствол вошёл, как шомпол в жерло пушки,
И начал чистить пушку, не частя,
Пошла игра (закончились игрушки),
Где не бывает счастья по частям.

У счастья глупый вид, для заурядных,
Счастливого легко определишь:
В простой одежде выглядит нарядно,
Где богатей, - карикатура лишь.

XI

Поплыл «косяк» из жриц, настолько крупный,
(Ах, стыдно массы не осилить всей)
Что половой гигант бессильно рухнул
У ног ослицы преданной своей.

На этом, буйства жизни, карнавале,
За месяц всю общину обслужил,
Не раз, не пять. Его короновали:
«Мой царь, мой бог!». А он лишился сил.

Что Дон Жуан, что Хулио Иглесьяс?
Они пред Мерком – просто пацаны.
Тысячекрат он одолел за месяц
Преграду в виде каменной стены!

Кто скажет, для мужчины это вредно ль?
Об этом знает Бог, что силы дал.
Все понесли почти одновременно,
А через девять месяцев – скандал.

Вот схватки, роды, словно по цепочке,
Художнику достойнейший сюжет.
Весною дружно лопаются почки,
А вот бутон, а вот цветок уже.

«Мамаши», там, где можно, рвут волосья,
Как смыть с чела греховную печать,
Откуда что взялось, одни вопросы,
И как с ущербом меньшим отвечать?

Предвидя гнев царя, близки к отчаянью.
Мучительная смерть?! И пропасть ждёт.
Все стены проглядели, обстучали,
Мышь не проскочит, уж не проползёт.

Но, чёрт возьми, должно же быть спасенье?
Не всё ж дрожать от страха и потеть?
Скажи, о Боже, дай нам панацеи
Под крики новорожденных детей?

Вперёд выходит та, что счёт открыла,
При этом скромно умолчав о сём:
«Откроем без утайки всё, как было,
Кто милосерден, тот и сам спасён».

«Кому на пользу бред пустопорожний?
Поймёт ли истину, кто сам бескрыл?
Вот место, где спустился Ангел божий,
И всех нас материнством одарил».

«Каприз Природы – жизни дар, сюрприз нам.
Его не украдёшь, как деньги – вор.
Но снизойти – зайти не значит снизу!
И не о снисхожденьи разговор».

«Пусть станет эта версия рабочей,
Иного объясненья просто нет…»
Бывает, что и ангел опорочен
На полусмятой белой простыне.

XII

Богат и слеп, и прячет всё, как крот,
А далеко ль ушёл от обезьяны?
Царь не любил свой собственный народ,
И потому остался безымянным.

Царь женский монастырь подверг опале,
Мужской – притих и кары ожидал.
Скопцов в степи конями затоптали,
А жриц с приплодом продали жидам.

XIII

Сто девушек смахнут слезу украдкой,
Кто сам любил, легко поймёте их.
А где наш Мерк? Погиб в военной схватке,
Намного раньше схваток родовых.

Природе возвратил свой долг сыновний,
Чей раб он был, узнайте по клейму!
Воздвигли стелу - фаллос, вкруг – подкова, -
Долг памяти, что отдали ему.

Неси, рабыня, свой венок из терний,
В чужой и неприветливой стране.
Как искорка, в лучах зари вечерней
Мелькнёт Меркурий: «Помни обо мне!»

XIV

Пусть скажут, автор выдумал героя,
И ладно, но каков мой аппетит!
В пылу фантазий видится порою
Не то, что есть, а то, что мы хотим.

Не важно, - где, когда, а как ты прожил!
Оставил что? - Важнее во сто крат.
Что ж до греха, его привнёс нам позже
Развратный, узколобый ретроград.

Благодарю, Читатель мой, за праздник!
Твоё вниманье – лучший гонорар!
Кто создан быть творцом, тот и обязан.
Талант раскрыть свой, отработав дар!
28. 11. 06.